Все четверо отступили в кустарник, чтобы через узкие просветы меж ветвями рассмотреть то, на что указал Амос. Довольно долго вообще никто не мог расслышать ни звука, который давно уловило чуткое ухо охотника, но вот все отчетливо услышали треск сучьев, какой обыкновенно раздается, когда кто-то пробирается через кустарник. Наконец на свободном пространстве появился человек. Внешности настолько необычной, до того не соответствовавшей обстановке, что даже Амос уставился на него в изумлении.
Он был очень малого роста, а кожа его казалась столь загорелой и обветренной, что он сошел бы и за индейца, если бы хоть один индеец так ходил и так одевался. Голову его прикрывала широкополая шляпа с обтрепанными краями и до такой степени выгоревшая, что о ее первоначальном цвете оставалось только гадать. Одет он был в грубо сшитые шкуры, свободно на нем висевшие, а обут в высокие драгунские сапоги, как и все его одеяние, порванные и измазанные. За спиной он нес тюк холстин, из которого торчали две палки, а обеими руками прижимал к бокам две прямоугольные картины.
— Он не индеец, — прошептал Амос, — но и не охотник. Будь я проклят, если знаю, кто это может быть.
— Он не путешественник, не солдат, не coureur de bois [9], — сказал де Катина.
— Можно подумать, у него за плечами мачта, а под каждой рукой по стакселю, сужающемуся к носовой части, — заметил капитан Эфраим. — Однако кораблей конвоя у него нет, и мы можем поприветствовать его без всяких опасений.
Они встали из своего укрытия, и незнакомец их тотчас же увидел. Впрочем, это не произвело на него ни малейшего впечатления, казалось бы, естественного, когда в таком месте неожиданно встречаешь неизвестно кого. Он тут же изменил курс и направился к беглецам. Однако пока он пересекал полянку, звук колокола достиг и его ушей: он сдернул шляпу и опустил голову, шепча молитву. Тут уже не только
Адель издала крик ужаса, но и все ее спутники, увидев открывшееся им зрелище.
У человека не было верхней части головы. Там, где должны бы быть волосы или, по крайней мере, лысина, красовалась ужасающего вида сморщенная обесцвеченная поверхность с отчетливым красным рубцом, опоясывавшим голову от брови до брови.
— Проклятье! — вскричал Амос. — У него нет скальпа!
— Боже, — проговорил де Катина, — а его руки! Творя молитву, незнакомец поднял их: на месте двух или трех пальцев торчали обезображенные культи.
— Всякое повидал я на свете, но такое вижу впервые, — сказал капитан Эфраим.
Внешность у незнакомца и в самом деле была необыкновенной, в чем наши герои убедились, подойдя поближе. Он принадлежал к тем, у кого нет возраста и чью национальность нипочем не определить: характерные черты настолько стерты, что лишены всякой специфичности. Веко на одном глазу свободно болталось, и можно было заметить отсутствие зрачка. Однако другой глаз поблескивал такой веселостью, таким дружелюбием, будто обладатель его был подлинным баловнем судьбы. Лицо его покрывали странные коричневые пятна, собственно, и придававшие ему пугающий вид, да и нос был разорван или разбит каким-то страшным ударом. Но, несмотря на все эти ужасающие подробности, в манере незнакомца держаться, в посадке головы, словно исторгавшей из себя уродство, подобно тому как сломанный цветок испускает последний аромат, чувствовалось столько достоинства, что и самый стойкий пуританин, старый моряк, испытал нечто вроде трепета.