— Вы пришли ко мне за сочувствием или за помощью?
Эйзенхарт ухмыльнулся.
— Кажется, я начинаю понимать, почему вы перешли от живых пациентов к мертвым. А если начистоту, — посерьезнел он, — сколько мне осталось?
— Это лишь Духам известно.
Две недели. Три. Максимум месяц. Удивительно было, что Виктор уже продержался так долго — не иначе как из чистого упрямства.
Любой бы подумал дважды, прежде чем связываться с Волками. Не только из-за их взрывного характера и силы, превышающей человеческую на порядок, но и из-за их покровителя. Всем было известно, что Маркус-Волк будет защищать свою стаю любой ценой. А если не сумеет защитить, не упустит случая отомстить обидчику.
Вот и теперь, через оставленную на запястье Эйзенхарта метку, Маркус день за днем утягивал того в небытие. Выматывая, играя со своей жертвой, пока та не упадет бездыханной на землю. И он был в своем праве: жизнь бездушника принадлежит тому, кто ее заберет, ни один из Духов за него не вступится.
— Как вы себя чувствуете?
Мне удалось его удивить.
— В смысле?
— У морфия есть весьма неприятные побочные эффекты.
— Ах вот что вы имели в виду. Полагаю… нормально. Если хоть какую-то часть моего существования можно так описать, — добавил он с досадой.
Я посмотрел на него поверх очков. Раздражительность была частым спутником боли. Эйзенхарт еще старался держаться, но усталость брала свое. При наших встречах его шутовская маска все чаще шла трещинами, открывая то, что он так стремился скрыть — лицо давно простившегося с жизнью человека.
— Я уберу из раны оставшийся гной и обновлю повязку.
— А это поможет?
Нет.
Но это все, что я мог для него сделать.
— Потерпите, возможно, будет неприятно, — предупредил я.
— Что, еще более неприятно? — в голосе детектива послышался плохо прикрытый сарказм. — А про меня в этой книге есть?
— Посмотрите раздел про Канареек, — после некоторых размышлений посоветовал я, доставая чистые бинты из ящика комода.
Эйзенхарт лениво зашелестел страницами.
— Там всего абзац. И сводится он к одному: они умирают.
— Элайза не любит вмешиваться в дела своих подопечных, — согласился я.
Пальцы Эйзенхарта сжались на подлокотнике, когда я начал обрабатывать укус.
— Вам будет легче, если вы на что-то отвлечетесь, — этот совет пришел из моего собственного опыта. — Например, расскажите: над каким делом вы сейчас работаете?
В своем обычном состоянии Эйзенхарт немедленно вывалил бы на меня пару историй, кучку разрозненных фактов и ворох гипотез, — постоянно сбиваясь с темы, перебивая себя и не давая мне ни одной попытки разобраться в его рассказе. Но сейчас даже работа не вызывала у него энтузиазма.