Между солдатами сновала высокая худая женщина с растрепанными полуседыми волосами. У нее был какой-то особенно воинственный и свирепый вид, даже по сравнению с мужчинами: наверное, благодаря горбоносому профилю, смуглому лицу и необыкновенно ярким черным глазам. Несмотря на тяжелые морщины, избороздившие ее лицо, видно было, что она некогда славилась красотой, хотя и грубой, даже жестокой. Теперь же ее заплывшие глаза выражали только необычайную алчность. Она хватала из рук солдат то одну тряпку, то другую, женские платья или куски ткани прикладывала к себе, мужскую одежду не глядя заталкивала в огромный бесформенный узел, который уже еле могла поднять: так он был набит разным барахлом. И никто не осмеливался с ней спорить. Попытался было какой-то молоденький улан, да женщина так его облаяла, что он даже руки смущенно воздел, а сотоварищи его же на смех подняли, крича:
— Все, к чему протянет руки красотка Флоранс, свято и неприкосновенно! Иначе мы с голоду пропадем! Иссохнем от жажды!
«Это маркитантка, — догадалась Лидия. — Ничего себе — Флоранс! Ничего себе — цветущая! Это же репейник, а не женщина!»
Однако, судя по всему, Флоранс весьма нравилась солдатам, потому что то один, то другой приносили ей какие-то вещи, за что был награжден звучным поцелуем и самыми грубыми, вызывающими ласками.
На этот содом с тоской и слезами смотрели немногочисленные москвичи, толпившиеся около стен Кремля, словно пытаясь найти там защиту. Ну что ж, наверное, и в самом деле так оно и было, ведь Кремль — святыня для русского народа, удивительно ли, что люди собрались здесь…
Лидия чувствовала себя, словно на некоей виртуальной экскурсии, и пыталась соотнести свои знания по истории войны 12-го года с реальностью. Что-то совпадало, что-то нет — в любом случае это было невероятно интересно!
— Русская монахиня! — раздался крик рядом, и Лидия ощутила, как кто-то схватил ее за руку.
Солдат огроменного роста в сбитой набок треуголке смотрел на нее пьяными шальными глазами и орал на чистом французском языке:
— Русская монахиня! Хочу русскую монахиню!
Опять двадцать пять! Лидия оскорбленно поджала губы: да что вы, монахинь не видели, что ли? Они должны все ходить в черном, прятать волосы под клобуками, перебирать четки и иметь на груди распятие. Хотя существовали ведь еще какие-то послушницы, а также и мирские послушницы… в монастырской истории Лидия не была сильна.
Впрочем, у нее не было времени высказать французу свои возражения: тот уже подтаскивал ее к себе одной рукой, а другой задирал юбку. В полном ужасе Лидия отталкивала его, суматошно озираясь, не бросится ли кто-нибудь на помощь к ней. Но от русских она была далеко, французов же эта сцена ничуть не волновала: они были заняты своими делами. Только Флоранс одобрительно крикнула: