– Все это так неожиданно и необычно, – роняет он. – Все эти годы я и не догадывался…
Голос у него срывается, он откашливается.
– Мой дядюшка, Наби Хаддам, хочет, чтобы вы нанесли ему визит, прямо сейчас. D’accord?[16]
– Merci. D’accord, – не раздумывая отвечает Ален, после чего смотрит на меня и переводит: – О’кей. Мы едем немедленно.
Через пять минут мы с Симоном, Анри и Аленом уже в машине, едем на юг, на улицу Лионцев, расположенную, по уверениям месье Ромио, совсем недалеко. Я бросаю взгляд на часы. Уже 8:25. Пора в аэропорт, а то опоздаем на рейс, – но сейчас, по-моему, важнее сделать то, что мы делаем.
Когда мы подъезжаем к многоэтажному дому, где живет Наби Хаддам, меня трясет, как в ознобе. Он уже внизу, поджидает нас. По словам месье Ромио, его дядя всего на год моложе Алена, но выглядит он как представитель другого поколения. Черные волосы не тронуты сединой, и лицо не такое морщинистое, как у моего двоюродного дедушки. Наби одет в серый костюм, пальцы рук сцеплены. Едва мы выходим из машины, он вглядывается в мое лицо.
– Вы ее внучка, – уверенно и громко говорит Наби прежде, чем мы успеваем представиться. – Вы внучка Розы.
Я выдыхаю:
– Да.
Наби с широкой улыбкой подходит к нам и целует меня в щеки.
– Вы – ее копия, – объявляет он и отступает назад, а я вижу у него на глазах слезы.
Ален объясняет, что он – брат Розы. Анри и Симон тоже подходят и здороваются. Я объясняю месье Хаддаму, что меня зовут Хоуп.
– Хоуп – по-английски «надежда», правильное имя, – шепчет он. – Ваша бабушка, она ведь выжила только благодаря надежде.
Он смаргивает слезу:
– Прошу, входите.
Месье Хаддам набирает код, и мы входим следом за ним в прохладный темный коридор. Слева дверь приоткрыта, он распахивает ее настежь.
– Вот мой дом, – произносит он, обводя помещение рукой. – Вы в нем желанные гости.
Мы рассаживаемся в комнате со скудным освещением, уставленной книгами и увешанной фотографиями, скорей всего, родственников месье Хаддама. Ален подается вперед.
– Как вы познакомились с моей сестрой Розой? – спрашивает он нетерпеливо.
– Пардон? – Месье Хаддам растерянно моргает. – Я ведь почти sourd. Глухой. Извините.
Ален громко повторяет свой вопрос, и на сей раз месье Хаддам его понимает.
С улыбкой он откидывается в своем кресле. Прежде чем ответить, он долго разглядывает Алена.
– Так вы ее младший брат? Вам было одиннадцать лет тогда, в 1942-м?
– Oui, – кивает Ален.
– Она часто вас вспоминала, – просто говорит тот.
– Правда? – шепчет Ален.
– Да. Я думаю, оттого-то она и была так добра ко мне. Понимаете, в тот год мне исполнилось десять. Она часто говорила, что, глядя на меня, вспоминает вас, своего братика.