Гэвин вдруг крепко стискивает мне руку и смотрит мне в лицо, широко раскрыв глаза.
– Что? – недоумеваю я.
Не отвечая, он смотрит в зеркало.
– Жакоб, – окликает он. – Что вы имели в виду? Когда сказали, что Господь соединил вас?
В тот же миг, прежде чем Жакоб успевает ответить, я понимаю, о чем говорит Гэвин и что сейчас скажет Жакоб.
– В тот день, когда мы с Розой поженились, – говорит он. – Мы стали единым целым перед Богом.
– Вы с моей бабушкой были женаты? – лепечу я. Жакоб смотрит на меня с недоумением.
– Разумеется. Мы поженились тайно, конечно. Ее родные ничего не знали, как и мои. Им казалось, что мы слишком молоды для женитьбы. Мы не могли дождаться дня, когда сможем обо всем им рассказать и сыграть настоящую свадьбу, с теми людьми, которых любили больше всего на свете. Но нам так и не довелось этого сделать.
Я мучительно пытаюсь понять, и вдруг меня осеняет: если бабушка была замужем за Жакобом, ее брак с моим дедом был ненастоящим. И снова сердце мне сжимает боль и обида за дедушку, который этого не знал.
Или знал? Понимал ли он в 1949 году, когда ездил в Париж, что его собственное счастье рухнет, если Жакоб Леви жив, – ведь само существование Жакоба автоматически аннулирует его брак с бабушкой? Не потому ли он сказал тогда бабушке, что Жакоб убит? От этой мысли мне делается не по себе. Я понимаю, что правды мне не узнать никогда.
– Вы женились на бабушке из-за того, что она была беременна?
– Нет, – возмущенно мотает головой Жакоб. – Мы женились потому, что любили друг друга. И боялись, как бы война не разлучила нас. Мы знали, что предназначены друг для друга. Ребенок, как мне кажется, был зачат в нашу первую брачную ночь, когда мы впервые были вместе, в этом смысле.
Я зажмуриваю глаза, чтобы осознать сказанное. Моя мама – не результат случайной связи подростков. Она была плодом любви Мами и Жакоба. Она, а потом я – а теперь еще и Анни – единственное, что сохранилось на земле от этого обреченного союза двух любящих душ.
– Разве вы не видите? – нарушает молчание Жакоб. – Я оказался во всем прав. Роза жива. В душе я был уверен в этом. И теперь наконец снова ее увижу.
Жакоб заснул вскоре после того, как мы миновали Провиденс. В угасающем вечернем свете мы с Гэвином едем молча, каждый погружен в свои мысли.
Я не знаю, что сейчас творится у Гэвина на сердце, но лицо у него грустное. Мне тоже невесело. Отчего-то, обретя наконец утраченное семьдесят лет назад, я вместо радости и торжества чувствую опустошенность. Наверное, потому, что перевешивают потери, которых оказалось куда больше, чем находок. Да, Мами прожила жизнь в свободе и безопасности. Да, она подарила жизнь моей матери, сохранив таким образом семью и исполнив обещание, данное Жакобу. И, конечно же, Жакоб прожил все эти годы, прошел все эти дороги. Но ведь каждый из них нес свое бремя в одиночку, хотя они не заслуживали этого. Из-за цепи недоразумений, а может, даже обманов каждый из них лишился любви – той любви, в существование которой я никогда не верила.