участием. Его глаза буквально лучились добротой и заботой, и Феликс подумал,
что не случайно многие христиане в Лугдуне называют своего епископа святым.
Этот глубокий старик был не только крепок в вере Христовой, но и всегда
готов прийти на помощь ближнему, в чем бы сей ближний ни нуждался - в куске
ли хлеба, в утешении ли или добром совете. Да, именно на таких людях
держится святая церковь даже там, где господствуют варвары-ариане!
- Я сам не знаю, что мы здесь делаем, почтенный Патий, - ответил Феликс. -
Гундиох был не слишком любезен, но, - еще раз спасибо тебе, - принял нас
довольно скоро, а также заверил, что с его стороны Риму нечего опасаться.
Теперь мы знаем, что все слухи, распускаемые готами, были подлым обманом. Мы
провели здесь достаточно времени, чтобы убедиться - Гундобад действовал сам
по себе, не советуясь с отцом и даже вопреки его воле. Гундиох не таит обиды
на римлян и остается верен союзу. Все это мы теперь знаем...
- Так что же удерживает тебя в Лугдуне? - вновь спросил Патий, наполняя
кубок прозрачной водой из глиняного кувшина - епископ не пил ничего иного,
укрепляя свою веру аскезой.
- Что же, как не Петрей? Центурион не желает возвращаться! Он словно с
цепи сорвался.
- И не говори! - Патий торопливо осенил себя крестным знамением. - Это
страшный человек и к тому же закореневший в язычестве. Не мое дело тебе
советовать, дорогой Феликс, но я не могу понять, что ты делаешь в компании
этого изверга в образе человеческом?
Феликс с трудом подавил улыбку. Петрей был, вероятно, единственным
человеком, которому удалось внушить епископу Лугдуна неприязнь к своей
персоне. Неприязнь, настолько острую, что с каждым днем Патию было все
труднее ее скрывать. Феликс не сомневался - после общения с центурионом
Патий подолгу молится, чтобы очиститься от неподобающей святому отцу
ненависти к ближнему своему.
Дело усугублялось еще и тем, что жили они в собственном доме епископа,
расположенном при церкви святой Бландины. Выходки центуриона то и дело
пугали и смущали здешних обитателей, послушников и монахов. Не было никаких
сомнений, что Патий терпит все это лишь из глубокого уважения к Феликсу. И
от этого Феликс чувствовал себя еще более неловко.
- На самом деле Петрей не лишен достоинств. Хотя я действительно не
понимаю, что с ним случилось. Раньше я не видел, чтобы он так себя вел. Не
могу понять...
Дверь внезапно грохнула о стену, как будто ее распахнули пинком. Впрочем,
можно было не сомневаться, что так оно и было - сразу вслед за этим келью