Вдруг девочка вспомнила, что когда-то мать этой Агапкиной приходила к ним в дом с просьбой о том, чтобы Вера иногда занималась с Люськой музыкой. Вера изумилась тогда и довольно жестко ответила, что если человек два года с трудом разучивает детский опус про веселых гусей, то это навсегда.
Ей стало тошно. А теперь Агапкина-старшая наверняка придет жаловаться на нее. Вера повредила главное Люськино украшение — нос. Что ж, пусть жалуется, наплевать.
Марта Вениаминовна, увидев дочь — растрепанную, с изодранным передником и синяком под глазом, — не смогла даже удивиться, настолько это было нереально. Она отправила Веру умываться, не задав ни одного вопроса. Вера забралась под душ, вода ее успокоила, и все только что случившееся виделось издалека и смысл имело какой-то другой. Но когда она завернулась в большое полотенце с павлинами и отключила воду, до ее слуха донеслась довольно резкая и необычная для их дома беседа.
— Вы не следите за своей дочерью, ваше чудовище… — Это был голос Люськиной матери.
— А я вам еще раз повторяю, если вы не примете крайних мер, ваша Людмила превратится в то, для чего есть хлесткое русское слово — оторва. И целый ряд других не менее красочных эпитетов, — резко отвечала Марта Вениаминовна.
— Ваша дочь совершенно озверела за своим инструментом, в ней нет уже ничего человеческого, а может, и не было! Моя-то простая, звезд с неба не хватает, но другим обижать ее не позволю, я как-нибудь сама…
— Вот-вот, — заметила Марта Вениаминовна. — Всем известно, как вы ее воспитываете, да только не видите ничего дальше собственного носа.
— А вот нос мой вы не трогайте!
— Да вы посмотрите, в каком состоянии ноты!
— Ваша Верочка сама их изорвала, чтоб как-то выкрутиться перед вами.
— Ну и мое вам почтение! — рассмеялась мать Веры. — И с этим вы ко мне пришли? Вы смешной человек, желаю вам, как говорится, маленьких земных радостей, да побольше.
— Аристократы хреновы, — прошипела по-змеиному Агапкина и ушла, громко хлопнув дверью.
Вера, пораженная тем, что мать заступилась за нее, бросилась к ней со слезами. Она ждала чего угодно — ужаса, недоумения, «серьезного разговора», но только не оправдания того, в чем, Вера уже не сомневалась, сама была виновата.
Все смешалось, она маленькая и слабая, впереди долгие годы неизвестности, внутри себя она не чувствует никакой опоры. Весь ее мир, казавшийся простым и целым, превратился в запутанный и бессмысленный музыкальный фрагмент. Она говорила о том, что не хочет и не может больше заниматься музыкой. Что любит землянику и арбузы, любит читать биографии великих людей и составлять букеты. Что у нее нет подруг и никогда не появится, если все будет продолжаться в том же духе. К тому же она ужасно некрасивая и никто ее не любит…