— Устала? — по-свойски спросил он. — Да вот хоть на час переменишь обстановку. Ты совершенно свободна, разве ты не знаешь?
А Вера, бегло рассматривая мелькающие здания, витрины и пестрые огромные рекламные щиты, думала уже о том, что Третьяков побаивается ее. И что это чувство отчасти перекочевало в лучшего представителя «третьяковской галереи» — Рудольфа Даутова.
Наверное, поэтому она ехала к Даутову. Обычно после размолвок и ссор они бурно любили друг друга, как бы утонченно взрослея в поспешных объятиях и в детской любовной болтовне. А сейчас и вовсе мог случиться момент истины.
«Не знаю, что ему от меня надо? А уж что мне надо от него — настоящая мрачная тайна».
«Точки невозврата» в этой странной дороге из консерватории в водяное и лесное Строгино она еще не достигла. Виноват в том был запас свободы, который никак не исчезал, не превращался в предметный ряд — в какие-нибудь забавные положения, в неумышленную веселость, в непрерывность мелких, но значимых событий. Сейчас же они ехали в стерильном пространстве.
«Похоже, я смотрю на Рудольфа стеклянными глазами. Ну и ладно. Разве не он, а кто-то другой шарашился на Тверской с непотребными девками? Вот черт, с кем и куда я еду? Ладно, будем считать, что я «служу в разведке». Здесь и сейчас. А также «снимаюсь в кино».
Вера физически ощущала, что все зависит только от нее. Попросит остановить авто и выйдет, Даутов не сможет возразить. Прикажет поехать в ресторан, где сейчас Таня и Леня, — поедет.
Жаль, что она совершенно забыла об этой парочке. Надо было устроить именно такую сходку. Да почему-то не получилось. Стало быть, не могло получиться. Сломалось перо, порвалась струна, видно, в следующий раз. Которого, ясное дело, не будет.
Она прислонилась головой к плечу Рудольфа. Пусть думает, что она раскисла.
— Поедем в испанский ресторан, — тихонько заныла девушка. — Там мои друзья. Я обидела их, несчастных.
— Это невозможно, Вера, — запротестовал Рудольф. — Стол накрыт. К тому же у меня сюрприз.
— Надоели сюрпризы, — ответила Вера. — Это же однозначно — «сюр». С ума сойдем от бесчисленных сюрпризов.
Рудик обиженно замолчал. О чем он думал — Стрешнева не могла представить. Прежде он был более или менее понятен. Прозрачен, как аквариум. Может быть, сейчас он лихорадочно соображает, как бы получше с ней расстаться. Представить все так (кому? кому?), что ничего не было. Возможно…
Вера заскучала и тут же заметила, что они приехали к башне Даутовых.
— Щастливо, — сказал добрый негр, цинично улыбаясь, в московском воздухе его ухмылка выглядела именно так. Не хватало крокодилов, баобабов и жирафов для того, чтобы его мимика не была зловещей.