«Черт с ним, — решила Стрешнева. — Сделаю это быстро и эффектно. Я этого типчика скручу сегодня в бараний рог. Он меня боится? Это мне на руку. Ничего, что это мысли злобной самки. Наконец, эта музыкальная обезьяна намного хуже меня. Он у меня не первый мужчина? А какой? Двенадцатый? Ему заранее обеспечены пути отступления».
Вера в третий раз подумала о том, что надо сейчас же исчезнуть.
В это время появился Рудольф.
— Ты где был? Я собралась уходить.
— Это секрет, — ответил он, улыбаясь. — Не хочешь сюрприза, но против секретов ты никогда ничего не имела.
— То, что делаешь, делай скорей, — быстро попросила она. — И понимай как хочешь. Зачем я вообще приехала к тебе? Трусы снимать можно только в Костроме. Я здесь даже часы не сниму. Кстати, уже половина девятого.
— Прошу в столовую. Я настраивал видеокамеру, чтобы запечатлеть наш ужин.
— Ну ты и злодей, Рудик! — рассмеялась Вера. — По крайней мере, мог бы не докладывать мне об этом. Я хочу есть и пить. И лучше это сделать на кухне. Не надо ни разведки, ни кино.
— Ну извини меня, старого дуралея, — оправдывался Даутов вполне искренне. — Я же говорил, что придумал один сюжет. Домашний, совсем невинный.
— Рудик, сюжет в следующий раз, а сейчас на кухню! И яства туда же!
Он подчинился.
— Любить друг друга будем тоже здесь, на кухне, чего бы нам это ни стоило.
Он снова повиновался.
После они, запыхавшись и ничего не понимая, смотрели друг на друга.
«Сейчас это точно был не он. Жаль, что не другой. Но точно не он. Надо же, бывает и такое».
Они тут же принялись мирно ужинать.
— Тебе понравилось? — спросила Вера.
— Как всегда, — ответил Рудольф. — Ты же знаешь.
— Ах вот как, — рассмеялась она. — Нет, ничего не знаю. А мне понравилось как никогда.
— Я надеюсь, что ночью…
— Рудик, дорогой, я должна покинуть тебя. Ничего не стану объяснять, хорошо?
Видно было, что он растерялся. Не обиделся, а именно растерялся.
— Я ведь говорила тебе, что будут у нас еще… ночи, дни… всякое прочее… Кстати, не слишком ли это скучно — определенность и неизбежность?
— Что ты! — ответил Даутов не слишком уверенно. Видно, что ответы на этот вопрос вообще никак им не обдумывались. То есть целая часть жизни, важная, обширная, не входила в круг его размышлений.
На теплоходе в Углич, на тепловозе в Петербург, любовные рандеву в Костроме, в Гатчине, в Карелии, наконец, и не больше.
Возможно, у родителей Рудольфа были совершенно определенные виды на единственного сына. И Вера не могла претендовать на смутное место рядом с ним. Как же прежде-то она не думала об этом? Да ни о чем она не задумывалась. И прекрасно. Хороша была бы она с тепленьким ворохом практических мыслей.