Не ожидая подписания приказа по полку, Валич и Бочкарев назначили меня командиром отделения, а равно и старшим по картофельной команде. Надо сказать о том, что командиром отделения я числился чисто формально, чтобы на законных основаниях получать причитающееся мне новое содержание, а практически негласно меня поставили старшиной батареи управления вместо уволенного в запас старшего сержанта Нерсесяна. Я уже говорил о том, что в батарее не было ни одного сержанта, кроме меня, но и то — под вопросом, поскольку документы отсутствовали. Рядовой оказался на должности старшины, но это никого не удивило, поскольку фронтовики за войну много знали случаев, когда не только младших командиров приходилось рядовым замещать, а и выбывших в бою офицеров.
Мне было поручено организовать порядок размещения, режим труда и отдыха, охрану продуктов, доставленных нам из Котовска, — хлеба, мяса, жира, сахара и прочего, — приготовление горячей пищи и все остальное. Пожелав мне успеха на новом поприще, офицеры отбыли в Котовск, посчитав свою миссию законченной. Кем бы я теперь не считался, но по любому вопросу спрос будет только с меня — других младших командиров в батарее не было.
С первых дней пребывания на картошке стихийно установился довольно оригинальный порядок работы и отдыха батарейцев. Сутра и до 18.00 все добросовестно копали картошку, собирая ее в специально доставленные из Котовска холщовые мешки. Их складировали в течение дня под навесом возле хаты, где я обосновал базу.
За обедом из наваристого мясного супа с картофелем все дружно вытаскивали одно мясо, а суп заевшаяся братва игнорировала.
Я приказал готовить только по числу заказанных накануне порций — нечего зря продукты переводить, страна еще не разбогатела, и неизвестно, когда это произойдет.
После такого обеда почти каждый брал по мешку картошки, взваливал на плечо и тащился с этим в облюбованную заранее хату, где его ждала хлебосольная и любвеобильная хозяйка с бутылью самогона, и оставался там на всю ночь. На другой день с раннего утра все опять работали в поле. По большому счету выкопанная нами картошка принадлежала этим женщинам. Криминала во всем этом я не усматривал.
Изредка, раз в десять дней, навещавшие нас офицеры, приезжавшие с колонной машин за очередной партией выкопанной картошки, тоже одобрили все мои действия и подтвердили мою полную самостоятельность в этих «бытовых» вопросах. Иногда Валич и Бочкарев оставались с нами на пару дней и участвовали в нашей поголовной пьянке. Они это называли «встряхнуться». Оба со дня на день ждали приказа об увольнении, и мне трудно осуждать за это их, оставшихся живыми на той страшной войне.