— Поля, — сказал Жора, открывая дверцу и садясь рядом со мной, хотя его никто не приглашал. — Хорошо, что ты еще не уехала. Вот твоя сумка.
— Спасибо, — ответила я.
Овсянников смотрел на меня и улыбался.
Я хотела спросить: «Чего лыбишься?», но не стала грубить. Все-таки мне придется попросить Жору еще об одной услуге.
— Жора… — тихо сказала я и даже слегка коснулась его щеки.
— Да? — Он оживился. Слава богу, работают еще мои флюиды!
— Жорочка, мне бы хотелось навестить этого коллекционера, Караевского…
— Зачем?
— Ну… Просто поговорить. Вдруг он сможет мне помочь?
Жора вздохнул.
— Ну… пойдем.
— Я лучше подожду, — ответила я.
Овсянников сходил в отделение и вскоре вернулся, неся в руках листочек бумаги.
— Вот его адрес, — сказал он. — И телефон.
— Подожди, телефон! Это ты из дела взял? Так сколько лет прошло, у него наверняка номер сменился.
— А ты думаешь, я такой идиот? — усмехнулся Жора. — Я только что по справочному узнал его номер. И даже позвонил и предупредил, что сейчас к нему приедет от меня человек.
— Спасибо, Жора! — Я повисла на шее у Овсянникова и услышала, как часто забилось его сердце.
— Поленька, может быть, мы сходим куда-нибудь сегодня вечером? — торопясь, хрипловато спросил он. — Например, ко мне домой?
— Извини, Жора, — радостно ответила я. — Но сегодня как раз я никак не могу. Как-нибудь в другой раз!
С этими словами я завела мотор. Погрустневший Овсянников вылез из машины и стоял, глядя мне вслед. Зато у меня настроение резко улучшилось. Нет, быть женщиной прекрасно! А тем более умной женщиной!
Я мчалась к профессору Караевскому и думала о том, как здорово иметь бывшего мужа-следователя. От него определенно можно получать пользу. Если только умело использовать.
Жил профессор Караевский на Набережной, в большом девятиэтажном доме. Я поднялась на седьмой этаж и позвонила в квартиру. Дверь почти тут же открылась, и на пороге появилась высокая, крупная фигура.
— Вы профессор Караевский? — спросила я.
— Да, а вы Полина Андреевна? — спросил в свою очередь приятный баритон.
— Да.
— Прошу! — Он улыбнулся, широко распахивая дверь и приглашая меня войти.
Я прошла и огляделась. Обстановка в квартире была что надо. Больше всего меня поразило обилие всяких антикварных вещей. Я не люблю всякие финтифлюшки, но у профессора даже вазочки и статуэтки были просто изумительными.
Но больше всего мне понравилось обилие картин на стенах. Настоящих картин, не репродукций.
— Прошу, — повторил Караевский, показывая на мягкое кресло.
Я села и сразу утонула. Кресло было очень удобным. И тоже старинным. «Может, в нем какой Людовик Четырнадцатый сидел?» — мелькнула даже у меня мысль.