Избранные (Микельсен) - страница 110
«Я прибыл сюда, заявил он, не потому, что у меня есть какие-либо собственные экономические интересы, связанные с этим предприятием. Все знают, что я беден и у меня нет иного богатства, чем мой патриотизм и одиночество». Такое начало было встречено с большим вниманием. Кстати, все это — лишь красивые слова, ибо каждому известно, что Вильясеньору покровительствовал крупный политический лидер, что он считался известнейшим адвокатом, ухватившим жирный кусок в пресловутом «деле Кастаньеды». Однако бить себя в грудь и кричать о своей бедности — одна из форм приумножать капитал у местных политиков. Так вот, Вильясеньор продолжал: «Я считаю своим долгом присутствовать на сегодняшнем собрании, хотя никогда не имел дела с крупными предприятиями. Меня вело сюда единственно чувство патриотизма и моральные соображения, которые должны быть свойственны каждому гражданину страны, тем более честному, каким я всегда был и что не раз доказал, когда вел дела государственного масштаба…» То была великолепная политическая речь, — прервал свой рассказ Перес. — Не знаю, знакомы ли вы с Вильясеньором — такой маленький, очень смуглый тип, полуальфонс. Когда он танцует, кажется, будто он руководит римской квадригой, а когда произносит речь — подавляет своим величием!
«Интересы немцев, выступающих против интересов нашей родины, а также жадность биржевых спекулянтов, охваченных мрачным стремлением вырвать руль корабля из опытных рук кормчего, который вот уже восемнадцать лет ведет фирму по пути процветания, привели на это собрание нескольких благородных рыцарей во имя сохранения величия компании „Ла Сентраль“. Но я заявляю здесь во всеуслышание: мерзкий трюк не пройдет! Некий тип, объявленный Соединенными Штатами Америки опасной личностью, — заявил далее Вильясеньор, — он был включен в „черные списки“, закупил необходимые голоса, чтобы создать ad hoc[22] угодную ему лично дирекцию фирмы. Руководство, таким образом, подчинится приказам, которые он будет получать из гитлеровской Германии: все его действия будут подрывать интересы нашей родины, а мы обязаны грудью встать на ее защиту. Я хочу задать вопрос сидящим здесь господам акционерам „Ла Сентраль“, спросить во имя их же собственных интересов: устраивает ли вас, чтобы управляющий и дирекция фирмы зависели от воли гражданина одной из стран тоталитарной „оси“? Что может произойти с фирмой „Ла Сентраль“ завтра, когда ей понадобится оборудование и сырье из Америки, если всем будет известно, что руководят этой фирмой люди, враждебно настроенные к союзникам? Плохую услугу оказывают своему предприятию те господа акционеры, которые считают, что они могут бросить вызов американцам». Вильясеньор говорил без умолку, все в таком же роде. Час шел за часом, и невозможно было остановить поток его красноречия; акционеры были совершенно подавлены. Один за другим все наши друзья стали переползать в другой лагерь, не преминув принести при этом чисто формальные извинения: «Я даже не знал ничего!», «Неужели верно, что сеньор Б.К. фигурирует в „черных списках“?», «Положение очень серьезное! Но как великолепно говорит Вильясеньор! Конечно, я вполне симпатизирую дону Диего, но мы не можем ставить под удар экономическую стабильность нашего предприятия». И все согласно покачивали головами, подтверждая свою озабоченность. Тогда, — продолжал Перес, — я попросил слова. Я попытался просто и четко объяснить некоторые юридические проблемы, привел случаи из моей практики. Я говорил, что акционеры — это не просто члены любого общества, что, как только будет избрана дирекция, между нею и избирателями исчезнут всякие контакты, потому что члены ее представляют не только тех, кто за них голосует в данный момент, но всю массу акционеров. Я добавил, что вы были изгнаны из Германии и все ваше состояние конфисковано нацистами. В общем, всячески пытался убедить всех, что ваше включение в «черные списки» — ошибка… Но все было напрасно. Никто не хотел меня слушать. Единственно, что на некоторое время смутило аудиторию, это то, что ваш кузен Фриц — тоже немец. Следуя логике, престиж предприятия мог быть подорван в глазах американцев. Однако бой был проигран. Мне казалось совершенно бессмысленным продолжать дискуссию, которая застопорилась на вашем имени, фигурировавшем буквально в каждом выступлении. Тогда Лаинес, даже не советуясь со мной, встал и заявил, что он дал свое согласие занять пост управляющего компанией, о чем его просила группа акционеров. Хотя он лично не особенно заинтересован и не настаивает на этом, а лишь выдвигает свою кандидатуру. «В конце концов, — заявил Лаинес, — учитывая разумность возражений акционера Вильясеньора, я предпочел бы вообще снять свою кандидатуру, но не причинить ни малейшего вреда предприятию, которое всем нам так дорого и которое является гордостью не только хозяев акционерного общества, но и всей нации». Было решено прийти хоть к какому-то заключению, приемлемому для всех акционеров. С этой целью был подготовлен список членов правления, за который все и проголосовали. Из прежнего состава директивного совета в этом списке не значился лишь Тавера, его заменил сам Лаинес. Он заслужил бурные аплодисменты и всеобщее восхищение своим якобы бескорыстным отказом. К тому же Лаинес тут же предложил не пользоваться правом голоса, представленного акциями сеньора Б.К., чтобы избежать каких-либо осложнений.