– Маша. – Голос Андрея звучал глухо. – Прошу тебя, отнесись к тому, что я тебе скажу, серьезно.
– Отнесусь, – пообещала она. И добавила сухо, без выражения: – У меня тут еще один пожар.
– Кто? – быстро спросил Андрей.
– Антиквар. Тот, что купил у здешнего прораба изразцы из ремонтируемого дома и продал их Гребневу в Россию.
– Что он знал?
– Да ничего, похоже. Кроме одного русского, который дважды приходил, чтобы умолить продать изразцы.
– Что за русский?
– Хороший вопрос. Он не знает. – Запнувшись, Маша поправилась: – Не знал. Но предположил, что этот русский работал в доме, где и стоял камин.
– Кто еще может его знать?
– Я предположила, что прораб. Он сбывал антиквару изразцы из ремонтируемых или сносимых домов. Но тут – пустышка. Прораб заявил, что никакой русский у него на объекте не трудился. – Маша помолчала. – Думаю, он врет. Очень даже трудился. Только вчерную и зарабатывал налом, с которого не платил налогов ни прораб, ни сам русский. Только я не знаю, как мне его прижать.
– Что ж, – мрачно хмыкнул Андрей, – теперь у тебя есть что ему сказать.
– Да, – кивнула Маша, забыв, что видят ее только редкие прохожие на сумеречной улице. – Что он покрывает возможного убийцу, по крайней мере, трех человек. Один из которых – его приятель дер Страат.
– Ну, примерно. И что за него, ежели что, возьмется Интерпол. И тогда одним штрафом за использование труда нелегального населения не отделаешься.
Маша нащупала в заднем кармане джинсов плотный прямоугольник картона – карточку Збигнева, протянутую при знакомстве в кафе, чтобы иностранке было проще прочитать имя с фамилией. Фамилия у Збигнева была действительно заковыристая – Брзевшикскевич. Внизу – телефон и адрес. Маша начала было набирать номер, но передумала. Она собиралась сообщить грустные новости и задать серьезные вопросы. Такие вопросы надо задавать лицом к лицу. Маша остановила такси и показала карточку водителю: далеко ли?
– Асеброк, – кивнул седой таксист. – Это за пределами города. – И прежде, чем Маша успела испугаться, добавил: – Минут пятнадцать. Рядом с кемпингом Мемлинга.
– Отлично. Довезете? – и, не дожидаясь ответа, села в машину.
Таксист высадил ее ровнехонько через пятнадцать минут перед угловым домиком из белого кирпича – уродливым, но окруженным мини-газоном. Маша прошла по выложенной серой плиткой дорожке и позвонила в дверь. Ни шагов, ни оклика, ни звука. Она подождала еще чуть-чуть и решила, обойдя, постучать в окно. Чуть опасливо взглянула на соседский дом – столь же уродливый, но уже из кирпича коричневого: а ну как примут за воровку? У соседей горел свет, слышались детские голоса и звон приборов – там уже садились за ранний ужин. Маша зашла, осторожно ступая по газону, за угол, где действительно имелось широкое окошко с парой горшков на подоконнике. Свет не горел, но в комнате еще не было темно – в ней царил сумрачный, последний перед полным угасанием дня свет.