— Скажешь, что готовишь материал, который можно сделать только вечером. Ну, о ресторанах, о проститутках, о вытрезвителях, не мне тебя учить.
— Ладно, — сказал он.
И очень кисло сказал, сучонок такой!
Ничего, завтра я собью тебе эту оскомину!
— Разве ты здесь живешь? — удивился он.
— Нет.
— А стол где?
— Вот он. Чем тебе не нравится?
— Нет, в смысле еда там, напитки… А гости где?
— Ты — гость. А напитки и еда — сейчас.
Я достала шампанское и апельсины.
Он понял. Побледнел, бедняга.
А я встала у стены и, скрестив руки, сказала мрачно, печально, безнадежно:
— Никаких именин нет, Антоша. Просто я сдыхаю. Я больше не могу. Вот и все. Принимай, как хочешь.
Я видела: он никак не хотел это принимать.
Антон молчал.
— Ладно, — сказала я. — Выпьем за нашу дружбу и разойдемся.
Сама откупорила шампанское, сама разлила, он выпил, как воду (в горле пересохло?).
И через пару минут заговорил:
— Понимаешь…
Я понимала.
Но, начав на одной ноте, он неожиданно для самого себя взял ноту совершенно другую.
— Понимаешь… Я тоже ведь… Но я представить не мог… Чтобы такая женщина…
Врал как сивый мерин! Никаких сомнений. Просто, подогретое шампанским, в нем проснулось состояние эйфории, куража: ему все удается, перед ним красивейшие женщины стелются, почему же от этого отказываться? Даже не измена, я жену люблю. Это будет только из любопытства. Это все делают. Почему бы и мне не сделать? Один раз. Мужчина я или нет?
Мне казалось, что я читаю его мысли.
А потом…
Прелюдию опустим. Было скучно и хлопотно. С ним, закомплексованным и робким, пришлось изрядно повозиться. Но зато, это я точно знаю, если закомплексованный человек отогреется, расслабится, разойдется, он впадает в азарт, который и не всякому раскрепощенному ведом!
Главное в другом. Главное в том, что этот почти тридцатилетний вахлак со мною впервые стал мужчиной.
Я чуяла это, видела по его изумленным глазам, по всему его ошарашенному и даже какому-то растерянному виду. Что это было? — словно хотел он спросить, когда, отдыхая, лежал на спине и, повернув голову, неотрывно смотрел на меня.
— Поздно уже, — сказала я. — Девять часов.
— Нет, — сказал он, встал и начал пить шампанское из горлышка.
— Да.
— Нет! — сказал он, обнимая меня.
И выпустил из рук только через два часа и пал бездыханный.
Он даже говорить не мог.
И начал засыпать.
— Эй, — сказала я. — Ты что?
— Сейчас, — сказал он. — Пять минут.
Я легла рядом, стала смотреть в темноту.
Медленно рассматривала контуры таких знакомых мне предметов.
Слезы покатились по щекам: я плакала второй раз в жизни…
Утром я проснулась от суматошных беспорядочных звуков. Антон вихрем метался по комнате, одеваясь.