Квартира моя, застигнутая врасплох затяжным ремонтом, тоже не радовала глаз. В прихожей на полу громоздилась куча старого хлама, который я не успела выбросить. «Не спеши выбрасывать, — говорила моя мама. — Делай это медленно и с удовольствием». Не знаю, какое тут удовольствие, лично меня старье раздражает — не хочется косвенных намеков на возраст. С новыми вещами молодеешь сам. Когда мне грустно, я иду к метро и там на лотках подешевке покупаю себе что-нибудь новенькое… хоть носовой платочек. Понятно, почему стариков так тянет на молоденьких…
Но в тот вечер у меня ни на какое дело руки не поднимались. Поздно было суетиться. Если ночью мне повезет, я найму рабочих, и они все сделают за меня. А если не повезет, пусть мой Виталька корячится, со своей Софочкой. Я им не прислуга. Мне все это тогда долго-долго не понадобится.
На кровати в спальне поджидали давно заготовленные аксессуары моей ночной прогулки. Черное трико, носки, кроссовки, изящные нитяные перчатки с кнопочками и блестками. Маска из чулка — новую пару колготок не пожалела, перевела. Веревка, фонарик, нож… мешок для денег… Чистое белье, разумеется, — вдруг обыскивать будут? Ну и дура же я, прости, Господи!
На кухне из последних запасов я заварила себе кофе покрепче, достала початую бутылку бренди и глотнула прямо из горлышка. Чего теперь экономить, спрашивается?! Обидно будет сидеть в тюрьме и знать, что твою заначку оприходует какой-нибудь ушлый опер, как в телесериале про разбитые фонари. Фигу вам с маком! Я сидела за столом, пила бренди и заедала мутный страх шоколадными конфетами из заветной коробки, которую берегла ко дню рождения, а за окном разгорался такой закат, что просто сердце щемило! Просто феерия из голубого, золотого, красного и почему-то зеленого. Интересно, из окна камеры закаты видны?
После стакана коньяка и сигареты мне стало хорошо. Головы я не теряю никогда и, как настоящая женщина, прекрасно помню, с кем забылась. Ноги только слегка повело, да язык сделался вдруг шершавым и толстым, едва ли не заполнив рот. Зато острота мысли появилась неимоверная. Оставив воображаемую следственную бригаду на сухом пайке, погрозив неведомо кому пальцем, покачиваясь, я побрела в комнату и принялась рыться по шкатулкам, собирая фамильные драгоценности: прабабушкины, бабушкины, мамины и свои. Вот уж этого операм точно не видать как своих ушей. Уложив побрякушки в сумочку, я распахнула шкаф, грохнув дверцей о стену, и принялась критически рассматривать свой гардероб. Достала новую мутоновую шубу, ни разу не надеванную, бросила на кровать. Добавила пару симпатичных новых кофточек, шапку и шкурку норки, которую берегла на воротник. Белье? Ну, тут пусть все забирают, ха-ха… На обувь самой глядеть страшно… выкинуть все к чертям, что ли, чтобы перед понятыми стыдно не было?