— Что же будет, Дима?
Я не выдержал:
— Чего же мы стоим? Бежим тушить!
— Сейчас комендант выйдет, поведет, — отозвался кто-то.
Чугунов не выходил, очевидно, бегал еще по этажам, собирая учеников. Вместо него появился Тимофей Евстигнеевич.
— Спокойно, ребята, — зазвучал его негромкий, сдавленный волнением голос. — Ну-с, покажем, как умеют постоять комсомольцы за свой завод! Ну-с, тронулись потихонечку.
Мы помчались за учителем, обгоняя его и друг друга. Хотелось отличиться, совершить что-то необыкновенное.
В лесу, зыбко колыхаясь, туманился горький дым. Просачиваясь сквозь ветви, он закрывал луну; свет ее увяз в чаду, потух. Горячая волна ударила в лицо. Сбившись в кучу, мы оторопело стояли поодаль от огня. Разрастаясь с каждой минутой, он двигался к заводу. Было жарко, душно, боязно, гарь щипала в носу и гортани.
— Расходись в цепь! — скомандовал Тимофей Евстигнеевич. — Затаптывайте ногами огонь! Глуши его ветвями! Навались, ребята! Так его, так!
Сосновой ветвью он пытался сбить со ствола пламя, оно, отражаясь, танцевало в стеклышках его пенсне. Пенсне часто сваливалось и болталось, повиснув на ниточке. Пиджак на учителе был расстегнут, концы шарфа касались земли.
Мы глушили красные змейки огня ветвями, топтали их так, что ноги припекало сквозь подошву. Но огонь неукротимо поднимал голову и полз все дальше. Я понимал, что таким образом его трудно остановить: люди должны действовать по-другому. Увлекшись, Тимофей Евстигнеевич, должно быть, не замечал, что здесь никого, кроме нас, не было. Рабочие, по-видимому, тушили где-то в другом месте, ближе к заводу: оттуда слышались неразборчивые крики, стук топоров, треск и шум поваленных деревьев.
Огонь врывался в укромные лесные уголки, кружился, охватывая деревья дымом. Все ребята были заняты делом, только Санька был поглощен игрой пламени.
— Отойди, сгоришь! — крикнул ему Никита.
Но Санька даже не повернулся, будто окаменел, руки висели вдоль тела, губы беззвучно шевелились. Он глядел, как золотые струйки стекали по стволам, расплывались по земле, слизывая прошлогодние листья, хвою, валежник. Огонь прядал вдруг к самым верхушкам; напоровшись там на ежовые иглы елей, рассерженно трещал, шипел, рассыпался дождем искр. И чудилось, будто рыжие белки испуганно метались по сучкам, махали пышными хвостами.
Вот красная грива махнула над головой Саньки, потекла книзу за его спиной. Санька встрепенулся и отпрянул, но не назад, а вперед. Одной рукой он заслонил лицо, другой как бы отмахивался от хватающих его цепких багровых лап. Наткнувшись на ствол, он присел. Лена вскрикнула, ребята всполошились. Тимофей Евстигнеевич толкнул меня: