— Ну-с, — сказал Тимофей Евстигнеевич оглядываясь, — теперь долго не услышишь здесь птичьих голосов. И зверь будет сторонкой огибать это место…
Мимо нас группами и по одному шли рабочие, вполголоса разговаривая между собой. Кузнец Степан Федорович Добров задержался.
— Что, чижики, крылышки опалили? Страшно? — спросил он, присаживаясь возле нас, и полез в карман за папиросой.
— Вот подожгли бы завод, наделали делов!.. — сказал Санька, поднося ему тлеющую головешку.
— Поджечь у них огня не хватит, — серьезно ответил кузнец, глубоко затягиваясь дымом папиросы. — А вот лес погубили — жалко…
В это время по просеке мимо закопченных деревьев внезапно явившимся призраком проплыл человек в изорванной рубахе. Руки его были как бы припаяны к спине, крупная лысоватая голова со шрамом на лбу поникла. Сзади него ступали два красноармейца в длинных шинелях и шлемах, с винтовками наперевес. Третий, поотстав, сдерживал рвущуюся на ремне серую огромную собаку-овчарку. Человек, повернув голову, окинул нас безумным, невидящим взглядом белесых глаз, споткнулся о пень, выпрямился и бесшумно двинулся дальше.
Мы, пораженные, следили, пока человек в изорванной рубахе и три красноармейца с собакой не скрылись из виду.
— Когда выведется на земле мразь эта? — проговорил отец Никиты, судорожно смял в пальцах окурок и кинул его под ноги. Тимофей Евстигнеевич приподнял палец, прося внимания, как на уроке.
— Древний Прометей за огонь восстал против бога. Вон как! Он перенес огонь с неба на землю и подарил его людям как благо. Ну-с, а среди людей оказались мошенники. Священный огонь они превратили в орудие злодеяний…
— Прометей ваш тут ни при чем, Тимофей Евстигнеевич, — возразил Степан Федорович. — За огонь ему, Прометею этому, спасибо. Только я так думаю: позорче глаз да построже суд. Локоть к локтю — лишнему-то и не протиснуться.
Учитель закашлялся. Склонившись, он тер рукой грудь и утвердительно кивал на слова кузнеца. Подошедший Сергей Петрович подал ему шарф.
— Закройте шею. У вас жар. Сейчас же идемте домой. Никита, помоги Тимофею Евстигнеевичу!..
Учитель откашлялся, с хрипом втянул воздух и совсем бессильно осел, виновато улыбаясь. Потом медленно начал заворачивать шею шарфом, облизывая сухие губы. Под глазами вспыхнули красные пятна; веки, отяжелев, закрывали глаза.
Мы снялись с места и пошли по просеке.
— Что же происходит, Сергей Петрович? — заговорил я, нарушая молчание. — Все вроде тихо, спокойно, и в то же время что-то происходит…
Секретарь парткома шел, поддерживая под руку учителя.
— На этот вопрос одним словом не ответишь, — сказал он. — Завтра во Дворце культуры будет доклад, приходите, послушайте.