— Я к Болотину хожу, мы стенгазету выпускаем, — пробурчал Санька в оправдание.
— Мы решили так: каждый будет готовить тебя по какому-нибудь предмету. — Я — по химии, Дима — по математике, Лена — по литературе, а Иван…
— А я буду следить, чтобы он не свихнулся опять, — подсказал Иван.
Санька молчал. Прохладные сумерки вливались в комнату и сгущались в углах. Чтобы лучше видеть, Лена пересела ближе к окну, пристроилась на подоконнике рядом со мной.
— Наша комната считается самой дружной, образцовой, — сказал я, — а ты… Нажми перед экзаменами… По математике я тебе помогу.
Покосившись на нас с Леной, Санька вдруг встал и крикнул мне в лицо:
— Не надо мне твоей помощи! Сам подготовлюсь, без тебя! — Отойдя к двери, он выпалил резко: — С Фургоновым-то лучше, чем с тобой! — и выскочил из комнаты.
Лена выбежала вслед за ним.
— Страдает он, ребята, — определил Иван и приоткрыл рот, потрясенный этим внезапным открытием: — Ай-яй-яй!..
— Да, теперь все ясно, — заключил Никита, взглянув на меня. — Он влюблен в Лену и ревнует ее к тебе. Он не может видеть вас вдвоем. Я давно это заметил. — И сокрушенно всплеснул руками: — Ну, скажи ты, пожалуйста, какой оборот!..
— Втюрился! Ну, не дурак ли, а? — поражался Иван. И, подумав, глубокомысленно добавил как бы в оправдание: — Хотя у нас в деревне тоже был такой, влюбленный в одну вдову. Сысориков такой… Каждое воскресенье ходил в церковь поклоны класть, чтобы бог подсобил ему опутать ту вдову. Но она все-таки замуж вышла за другого. А Сысориков с горя церковь поджег — осердился на бога, что тот не помог ему…
— Перестань врать! — раздраженно крикнул на него Никита. — Надоел со своими байками.
Отходя к своей койке в углу, Иван флегматично пожал плечами:
— Пожалуйста… В другой раз будете упрашивать высказаться, так я промолчу, раз такое отношение…
Мне не хотелось верить Никите, что я и есть источник всех Санькиных переживаний, но вскоре убедился в этом сам.
Один раз мы допоздна играли в волейбол. Сетка уже растаяла в сумраке, глаза напрягались, мяч пролетал мимо рук. Но упорство и соревнование на выдержку не позволяли покидать площадку. Кто-то запалил мяч ногой. Мы с Леной двинулись за ним одновременно.
— Давай убежим? — предложил я ей, забыв о мяче.
Лена минуту постояла в нерешительности, катая под ногой сосновую шишку, затем усмехнулась, протянула мне руку, и мы помчались в лес. Сзади слышались голоса ребят, которые, очевидно, прекратили игру и расходились с площадки. Не расцепляя рук, мы пересекли железнодорожное полотно, повернули к Волге. Под ногами пересыпался сухой песок, деревья затаились по сторонам, окутанные теплой мглой.