— Я сказала, нет, и точка.
— Он вернул Кону голос! – не отступала Клер. – Как ты можешь быть
такой черствой?
— Поэтому я и иду к нему. Не для того, чтобы у него завтра было
чем поужинать, а чтобы выразить ему нашу благодарность, несмотря на все его
жуткие слова.
— Ты ведь знаешь, почему он так говорил! Он потерял жену и сына, и
был в полном смятении! Наполовину не в себе!
— Знаю. – Мама заговорила тише, и мне приходилось напрягать слух,
потому что Клер расплакалась. – Но люди от этого испугались не меньше. Он зашел
слишком далеко. Слишком. На следующей неделе он уезжает — оно и к лучшему.
Когда знаешь, что тебя вот-вот уволят, увольняйся сам. Так хотя бы можно
сохранить толику самоуважения.
— И уволят его, конечно же, дьяконы, — прошипела Клер. – То есть
папа.
— У отца нет выбора. Повзрослеешь – поймешь и посочувствуешь. У
Дика сердце кровью обливается.
— Что ж, иди, — сказала Клер. – Посмотришь, смогут ли пара
кусочков индюшатины с картошкой скрасить то, как к с ним обошлись. Да он,
наверное, и есть их не станет.
— Клер… Клер-Эклер…
— Не называй меня так! – крикнула Клер, и я услышал, как она
побежала к лестнице наверх. Некоторое время она, конечно, подуется и поплачет у
себя в комнате, но потом оклемается: такое уже было пару лет назад, когда мама
сказала Клер, что в пятнадцать лет слишком рано разъезжать по кинотеатрам с
Донни Кантвеллом.
Я решил побыстрее смыться на задний двор, пока мама не вышла со
своим угощением. Уселся на качели из покрышки, не то чтобы прячась, но и не
совсем на виду. Через десять минут я услышал, как закрылась входная дверь.
Притаившись за углом дома, я наблюдал, как мама спускается к дороге с накрытым
фольгой подносом в руках. Фольга блестела на солнце. Я вошел в дом и поднялся
на второй этаж. Постучался к сестре в комнату, на двери которой красовался
большой плакат с Бобом Диланом.
— Клер?
— Уходи! – крикнула она. – Не хочу с тобой разговаривать!
Ее проигрыватель орал во всю глотку песни «Новобранцев».
Мама вернулась примерно через час, – довольно долгой получилась
передача угощения, – и хотя к тому времени мы с Терри сидели в гостиной перед
телевизором и боролись за лучшее место на диване (посредине, где пружины не
впивались нам в задницу), она едва нас заметила. Наверху Кон играл на гитаре,
подаренной ему на день рождения. И пел.
В первое воскресенье после Дня благодарения проповедь нам снова читал Дэвид Томас из
конгрегационалистской церкви Гейтс-Фоллз. Народу опять было полно. Может, всем
было интересно, не появится ли преподобный Джейкобс и не наговорит ли еще
каких-нибудь ужасов. Но он не явился. А если бы попробовал — не успел бы взять
разгон как следует, как ему бы заткнули рот, а может, даже вынесли из церкви.
Янки серьезно относятся к религии.