Кон разучивал «Дом восходящего солнца» шесть месяцев — и все равно
делал паузу, чтобы верно поставить пальцы при переходе с ре-мажор на фа-мажор.
Я выучил трехаккордную «Вишенку» — ми-мажор, ля-мажор, ре-мажор и снова
ля-мажор — за десять минут, а потом сообразил, что на тех же аккордах могу
сыграть кингсменовскую «Луи, Луи» и «Глорию», которую исполняли «Тени рыцаря».
Я играл до тех пор, пока кончики пальцев не взвыли от боли, а левая рука почти
перестала разгибаться. Остановился я не потому, что захотел, а потому, что
больше просто не мог. И вместе с тем мне не терпелось начать снова. Мне не было
дела ни до «Нью Кристи Минстрелс», ни до «Яна и Сильвии», ни до кого из этих
поющих народные песни придурков, но я мог играть «Вишенку» весь день напролет:
она срывала мне башню.
«Если я научусь играть получше, — подумал я, — Астрид Содерберг,
возможно, заинтересует не только моя домашка». Но даже эта мысль была
вторичной, потому что игра на гитаре заполнила мою внутреннюю дыру. Игра на
гитаре была самодостаточной и искренней. Она заставила меня вновь ощутить себя
живым.
Три недели спустя, тоже в субботу, Кон вернулся с очередной игры чуть раньше —
решил не оставаться на традиционный послематчевый пикник, который
организовывали спонсоры. Я сидел на верхней ступеньке лестницы и бренчал
«Дикарку». Я думал, что он разозлится и отберет гитару… может, даже обвинит
меня в том, что кощунственно играть трехаккордную ерунду «Троглодитов» на
инструменте, предназначенном для исполнения таких содержательных песен
протеста, как «По ветру».
Но Кон в тот день сделал три тачдауна и установил рекорд школы по
длине пробежек, а его команда сумела пробиться в плей-офф. Все, что он сказал –
«Это тупейшая песня, которую когда-либо крутили по радио».
— Не, — ответил я. – Я думаю, эта награда достанется «Перелетной
птице». Могу и ее сыграть, если хочешь.
— Господи, нет. — Он не боялся поминать Господа всуе, потому что
мама была в саду, папа с Терри — в гараже, где трудились над «Дорожной
ракетой-3», а наш религиозный старший братец дома больше не жил. Как и Клер, он
учился в Мэнском университете (где, по его словам, было полным-полно
«бесполезных хиппи»).
— Но ты не против, если я на ней поиграю, Кон?
— Да на здоровье, — ответил он, проходя мимо меня по лестнице. От
него пахло потом, на щеке красовался яркий кровоподтек. — Но если сломаешь —
заплатишь.
— Не сломаю.
Гитару я не сломал, но струн порвал великое множество. Рок-н-ролл,
в отличие от фолка, их не щадит.
В 1970-м я пошел в старшую школу