У герцога не было близких родных. Он был богат, имел обширные поместья и находился в том возрасте, когда мечтания любви уступают место более спокойному чувству. Привыкнув к самоотверженному уходу Сюзанны, он с грустью думал о той минуте, когда ему придется расстаться с ней. Вскоре высший парижский свет узнал, что герцог Клод Дамарр вернулся из похода, выбрав себе в супруги красивую, скромную жену незнатного происхождения, вследствие чего все члены фамилии Дамарр забили тревогу; но Клод не обратил на это никакого внимания, вышел в отставку и поселился с молодой женой в маленьком особняке в улице Сэнт-Антуан.
Три года спустя герцогиня подарила его сыном, который получил имя Ренэ и рос на радость родителям. О высшем свете герцог с женой не горевали, и высший свет платил им тем же.
Однажды утром через девятнадцать лет после женитьбы герцога, в его дом явился незнакомец, желавший говорить с герцогиней, к которой имел рекомендательное письмо от ее отца. Она приняла его в своем кабинете и имела с ним продолжительный разговор.
По-видимому он просил герцогиню дать ему место в ее доме, но это нельзя было сделать немедленно; поэтому он несколько времени жил в другом доме, пока не освободилась вакансия в маленьком штате герцога. Лашоссе (так называл себя незнакомец) немедленно перебрался в герцогский особняк. Хотя он не особенно понравился герцогу, но герцогиня убедительно просила мужа взять на службу человека, которого так горячо рекомендовал ее отец; Лашоссе был единственным предметом, из-за которого происходили небольшие размолвки между супругами; всегда жившими в полном согласии. Так как Лашоссе хорошо исполнял свои обязанности, держал себя с герцогом скромно и почтительно, то и продолжал служить в доме, о чем всегда усердно хлопотала и герцогиня. К прочей прислуге Лашоссе относился высокомерно; он часто половину ночи отсутствовал, иногда принимал гостей, засиживавшихся поздно ночью; но никакие жалобы не помогали, так как господа смотрели на это сквозь пальцы. Ему даже несколько лет сряду разрешались отпуски, длившиеся не одну неделю. Он проводил их на своей родине, в Бретани, где, по его словам, жили его родные. Однажды кучер рассказал, что его знакомый, находившийся при армии, уверял, будто видел Лашоссе во время его отпуска в Перше; но это было так же трудно доказать, как и проверить слова других лиц, утверждавших, что Лашоссе завел дурные знакомства в сомнительных уголках Парижа.
В конце концов ему покровительствовала герцогиня, считавшая его завещанным ей покойным отцом; поэтому с ним нельзя было не считаться. Утешались тем, что всякий значительный дом имел своего тирана в ливрее, и ограничивались рассуждениями, что всем очевидная печаль герцогини началась с того самого дня, когда Лашоссе в 1662 году вернулся из своей так называемой поездки к родным; в глазах всей прислуги это обстоятельство стояло вне всякого сомнения. После каждого из последующих путешествий этого привилегированного слуги все сильнее росла печаль герцогини; только мужу и сыну удавалось иногда немного развеселить и успокоить ее. Кроме того слугам бросилось в глаза, что Лашоссе внезапно совершенно прекратил свои поездки, взамен чего начал аккуратно получать письма из различных местностей Франции, что раньше случалось не так часто. Повар также заметил, что большей частью эти письма были запечатаны печатью с дворянским гербом, но Лашоссе заботливо уничтожал все конверты. Он сам лично принимал и отпускал почтальона из улицы Тиктон, и когда заметил, что повар пытается разобрать герб, то на печати следующих писем оказалась всего одна буква; любопытные могли, сколько угодно, ломать голову.