В предутреннем сумраке каюты она снова и снова закрывала глаза. И мгновенно перед ее мысленным взором появлялось его лицо с правильными, почти классическими чертами, прямой нос, неширокие скулы, волевой подбородок… И глаза, удивительно меняющие цвет, но неизменно излучающие доброту и надежность.
Она представляла его широкие плечи, взмывающие над водой, его сильные руки, расталкивающие волны, и вдруг ей захотелось прижаться к этим рукам, ощутить их на своем теле.
Когда девушка забылась коротким сном, уже взошло солнце.
«И был вечер, и было утро», — нараспев процитировала Татьяна.
— По-моему уже день.
— Да уж… Ты улыбалась, когда спала, подружка.
— Да? Отчего?
— Тебе лучше знать…
Пароход стоял в Ялтинском порту. Великолепный южный город террасами спускался к морю. В открытый иллюминатор едва не залетали чайки…
А потом они купались, загорали, играли в мяч, снова купались… После обеда предстояла экскурсия к Ласточкину гнезду. Они шли по лестнице, держась за руки, и Алексей незаметно помогал Ольге преодолевать крутой подъем.
На одной из смотровых площадок курортный художник маленькими ножничками ловко вырезал из темной бумаги профили. Ольга и Алексей позировали ему по нескольку минут и получили свои уменьшенные тени. Удивительным образом их профили оказались похожи: прямые носы, тонкие губы. Молодые люди рассмеялись, заметив это сходство.
— Хорошая примета, Оля.
— Будем надеяться.
С высоты прибрежная вода выглядела почти совсем прозрачной и удивительно бирюзовой.
— В здешней воде растворено много солей меди. Потому такой цвет, — предположила Ольга.
— Нет! Здесь утоплена сотня античных медных статуй! — высказал свою версию Алексей.
Они побежали вниз, и Ольга заметила, что на них обращают внимание, что их провожают взглядами.
«Должно быть, мы красивая пара», — мелькнула тешащая самолюбие мысль.
Ее голубое платье с прорезной вышивкой ришелье явно нравилось Алексею. Но он смотрел на Ольгу скорее как на произведение искусства, чем как на творение во плоти. Он откровенно, но не слащаво восхищался ею. И ее серые глаза в его сравнениях становились египетскими агатами, а светлая, спутанная ветром шевелюра — волосами Вероники.
— Муза ведь тоже женщина и она приревнует меня к тебе и позавидует, как боги позавидовали волосам бедной Вероники, — шутил Алексей.
— У моих волос слишком земной цвет, чтобы сравнивать их с небесным созвездием, — отвечала Ольга.
— Ты вся — и земная, и небесная. Ты так близко, рядом, но я боюсь даже брать тебя за руку. В тебе удивительная хрупкость сочетается со столь же удивительной пластичностью. Я не знаю, может ли существовать в природе такой материал, из которого ты тем не менее, создана.