Растерянный Миша заметно покраснел.
— Что — только? Тани нет дома? Или — что?
— Ты проходи, проходи.
Ольга инстинктивно остановилась у зеркала и, скорее делая вид, чем на самом деле, поправила прическу и макияж, с минуту полюбовалась собой и даже отрепетировала обворожительную улыбку.
С этой улыбкой на лице она и вошла в комнату. Но, не предупрежденная о некоторых обстоятельствах, остолбенела.
В комнате находился Алексей Захаров собственной персоной. Выбритый, причесанный, при галстучке, он мог бы сойти за героя киноромана, если бы не реакция на Ольгин приход, аналогичная реакции самой Ольги. Супермены обычно не впадают в столь глубокую задумчивость…
А в кресле у окна сидела черноволосая девушка с точеным римским профилем и чуть раскосыми глазами. Она показалась Ольге экзотически красивой — намного красивее, чем в давнем вещем сне.
Немая сцена грозила перерасти в немое действие.
Обстановку разрядила Таня. Как обычно, она сидела на тахте, но в этот день выглядела, а значит — и чувствовала себя намного лучше, чем в недавний воскресный вечер. Она встала, подошла к Ольге, поцеловала подругу в щеку:
— Оленька, я так рада! Садись, — она потащила гостью к тахте и почти насильно усадила.
Мизансцена напоминала театр одного актера: все, кроме Татьяны, оказались статистами.
— Как много у нас сегодня гостей, — продолжала Таня, — сейчас мы все будем пить чай, — оглядев присутствующих и явно получив удовольствие, она режиссировала дальше. — Миша, ты не мог бы принести еще один прибор? Пожалуйста.
Стоявший в дверях Миша молча двинулся исполнять приказание.
— Может быть, поставим пластинку, — предложила Таня. — Что-нибудь времен нашей молодости? — игриво спросила она.
Никто не поддержал, но и не отверг этого предложения. Таня включила проигрыватель и стала искать на полке нужный диск.
Наконец зазвучала мелодия. Алла Пугачева проникновенно исполняла глуповатый полузабытый шлягер: «Без меня тебе, любимый мой, земля мата, как остров…»
— Ах, ради Бога, извините меня, я забыла, что здесь не все знакомы. Оля, разреши тебе представить Вику.
— Очень приятно, — выдавила из себя Растегаева.
— И мне тоже, — смущенно ответила брюнетка.
Алексей еще не пришел в себя и, не вписавшись в ситуацию, выпалил:
— Оля, Вика — моя сестра.
— А по мне — хоть и мама!
От нелепости всей этой сцены в стиле французских кинокомедий Ольгу охватила настоящая ярость.
— Я объясню. Вика — дочь моего отца и женщины, которую он любил долгие годы. Понимаешь, я…
— Дети лейтенанта Шмидта! — Растегаева прервала своим «семейным методом» изложение родственных нюансов и, хлопнув дверью, выскочила из комнаты.