— Ушла.
А сказав, повесила трубку.
Этим вечером Кирилл пил коньяк, сидя на полу, босой и полуголый. Пил из бутылки, молча, глядя в стену, думая о своем. А Жанна не мешала. Крутила кольцо с желтым камнем и тоже думала… Мыслей было много. О родителях, которым, наверное, все-таки повезло сбежать из дому.
О старухе, сумевшей отпустить дочь.
Об Алле и Валентине… Ольге… Людочке.
Еве, которую Жанне представили, но с опаской, точно не вполне доверяя. А может, вполне не доверяя. О поясе Жанны.
И деньгах.
— У меня платья подходящего нет, — сказала Жанна, когда мысли закончились. А Кирилл пожал плечами: платье не представлялось ему проблемой.
Похороны запомнились ярким солнечным днем и голубями, которые слетелись на стоянку при кладбище. Шляпкой Ольги. И тем, как осторожно, бережно даже поддерживает ее Аркадий, а она опирается на его руку…
— Она ему давно нравилась, — Кирилл проводил пару взглядом. — Но при Алиции не смел. Знал, что уволит.
Людочка в темно-зеленом стоит у свежей могилы долго, глядит на крест.
— Она не выглядит счастливой, — заметила Жанна. — Она хотела получить деньги… а теперь все равно не выглядит счастливой.
— Она хотела получить деньги и свободу. — Кирилл к могиле не подошел, смотрел издали, и по лицу нельзя было понять, что он думает. — Деньги у нее есть. А свобода… Кто на самом деле свободен?
Ева, наряженная как кукла, бегала среди могил.
— Она?
Кирилл покачал головой:
— Она еще не знает, что такое быть наследницей империи… Думаю, корона придется ей впору.
— А пояс?
Кирилл пожал плечами и тихо сказал:
— Это просто легенда. Выдумка… а если нет, то он сам себе найдет хозяина. Хозяйку.
Катрин де Ре накрыла белым платком лицо сына.
Ее мальчик был так красив…
— Он умер, да? — Девочка не смела подойти. — Почему он умер?
— Потому что он был слишком хорош, чтобы жить здесь. — Катрин коснулась сухих глаз. — Господь решил взять его к себе, на небеса.
— И он станет ангелом?
— Да.
Катрин разучилась плакать еще тогда, когда похоронила третье свое дитя… и этот мальчик… она ведь с самого первого дня ждала… не верила в милость небес… не бывают они милосердны, если наказывают ее вновь и вновь.
За что?
За слабость?
Или за то, что не сумела спасти супруга своего?
За то, что не выступила, опровергнув те смехотворные обвинения?
Она ведь женщина, слабая женщина, сын которой умер… уснул и не проснулся. Он всегда был таким тихим, таким хрупким… и отец кричал, что она изнежила Шарля… а она просто знала, что он ненадолго заглянул в ее жизнь.
И вот теперь ушел.
На небеса.
— Тогда я буду молиться ему, — сказала девочка.