Коннер нахмурился и покачал головой. Веселость его улетучилась.
– Что ты умеешь делать, мальчик?
– Раз уж вы потрудились узнать мое имя, называйте меня по имени.
Он продолжал, будто не слышал моих слов. И в голосе его послышалось раздражение:
– Чему ты обучен?
– Ничему он не обучен, – вмешалась миссис Табелди. – Ничему такому, что могло бы пригодиться джентльмену вроде вас.
– Чем занимался твой отец? – продолжал допрос Коннер.
– Лучше всего он проявил себя в музыке, но музыкантом был никудышным, – ответил я. – Если он и заработал хоть одну монету своей игрой, семья ее все равно не увидела.
– Понятное дело: папаша был забулдыгой, – ухватилась за мое ухо миссис Табелди. – Неудивительно, что этот вырос вором и лжецом.
– В чем же он навострился лгать?
Я не понял, кому адресован вопрос, но поскольку Коннер смотрел на миссис Табелди, сам отвечать не стал.
Она отпустила мое ухо и, вцепившись в его локоть, утянула Коннера в угол. Довольно нелепая уловка уже хотя бы потому, что я стоял достаточно близко и мог слышать каждое слово. К тому же, поскольку речь шла обо мне, ничего нового я бы все равно из ее рассказа не узнал. Коннер же хоть и позволил себя переместить в угол комнаты, пока она говорила, время от времени смотрел на меня.
– Когда этот мальчик впервые появился здесь, в руке он держал блестящую серебряную монету. Он сообщил, что он сын покойного графа откуда-то из Авении и сбежал из дома, потому что не хочет быть графом. И, мол, если я дам ему приют и окружу заботой, он будет платить мне по монете в неделю. На две недели его хватило, и все это время он получал лишнюю порцию за обедом и второе одеяло.
Коннер взглянул на меня, и я сделал круглые глаза. Конец истории его меньше позабавит.
– А однажды ночью у него началась лихорадка. Он метался, стонал, бредил и все такое. Тут-то он и признался. Он не знатного рода. Серебряные монеты и правда принадлежали графу, но он украл их, чтобы обманом оказаться здесь. Я велела бросить его в подвал, и мне было безразлично, поправится он или нет. А когда я его проведала, жар у него уже прошел и он совсем присмирел.
Коннер снова взглянул на меня.
– Ну, на смирного-то он не похож.
– Это все в прошлом, – сказал я.
– Почему же вы позволили ему остаться? – спросил Коннер у миссис Табелди.
Миссис Табелди замялась. Ей не хотелось признаваться, что время от времени я приносил ей кое-что: ленты для шляп, шоколад из кондитерской. А потому она не так меня ненавидела, как хотела сейчас показать. Хотя, может, и ненавидела. Я ведь и у нее воровал.
Коннер вырвался от миссис Табелди и снова подошел ко мне.