Перед рассветом Алиев вызвал Гурина к себе.
— Слюшай, Гурин. Организуй, пожалуйста, это… Накорми взвод. Возьми два человек — пойти на кухня. — И пожаловался: — А я сопсем больной. Живот так режет, так режет. Колет прямо.
— Пошли бы в санчасть… Или санитара вызвали бы.
— Как санбат? Раненый нет — иди санбат? Зачем пришел? Утром наступлений. Может, пройдет.
— А вдруг аппендицит?
— Зачем аппендисит? Вот так режет, кругом. Иди, пожалуйста, корми взвод.
Взял Гурин двух человек, пошел за завтраком. Дорога была знакома, и он с этой задачей справился легко и быстро.
Когда рассвело, Алиев снова вызвал Гурина к себе. Перебежками он добрался до его окопа.
— Слюшай, Гурин. Иди сюда, мой окоп. Скоро наступление, а я не могу — больно. Будешь команда подавать взводу, — он подвинулся к стенке, освобождая место Гурину.
Но наступления утром не было, отменили. Об этом передали по цепи, и солдаты расслабились, повеселели, напряжение спало.
Наступление началось во второй половине дня. В три часа заговорила наша артиллерия, и Гурин прокричал вправо и влево из окопа:
— Приготовиться к атаке! Приготовиться к атаке!
Алиев смотрел на часы — вот-вот наша артиллерия перенесет огонь в глубь обороны и взвод должен броситься на штурм немецкой обороны.
— Вперед, — оказал Алиев, и Гурин прокричал:
— Вперед! В атаку — вперед! Впере-е-ед! — и сам стал вылезать из окопа.
— Подожди, — дернул Алиев Гурина за шинель. — Посмотри, все пошел?
Немцы стали огрызаться минометами, мины обрушились на наши окопы. Гурин посмотрел влево, вправо, солдаты по одному выскакивали из окопов, устремлялись вперед, но тут же залегали.
— Вперед! — закричал Гурин снова. — Взвод, впере-е-ед! — Обернулся к лейтенанту: — Все уже пошли.
— Ну, давай… Командуй! Ти — командир взвода. Давай…
Выскочив из окопа, Гурин устремился вслед за солдатами. Но не успел он сделать и одной перебежки, как что-то тяжелое и громоздкое ударило его в спину, и он упал. «Что это такое?» — недоумевал Гурин. Какая бывает боль от пули, от осколка, он не знал, но ему казалось, что это должно быть ощущение какое-то острое, мгновенное. А тут удар, словно дубиной.
Правая рука онемела, во рту сразу пересохло, затошнило. Однако он сделал усилие, поднял голову — солдаты перебежками рвались вперед. Справа, откуда-то издалека, донеслось многоголосое «ура!». Гурин посмотрел в ту сторону и увидел: наши танки. Много танков, передние уже были далеко в глубине немецкой обороны. «Прорвали оборону немцев! — догадался он. — Обходят!..»
И точно: немцы стали выскакивать из траншей и убегать. Обрадованные таким успехом, подчиненные Гурина тоже закричали «ура!». Поддаваясь общему настроению, Василий вскочил и побежал догонять своих. Добежал до немецкой обороны, хотел перепрыгнуть траншею с ходу, но край земли обрушился, и он упал в окоп. Хотел выбраться из него — не смог: правая рука не повиновалась, в плечо кольнула острая боль. Спина была мокрой, и Гурин понял, что это кровь… Ему сделалось плохо, опять затошнило. Но он не потерял сознания, он изо всех сил старался не потерять сознания. Уткнулся лбом в холодную стенку окопа — стало лучше.