Тут подскочила санитарка — откуда она взялась, первый раз увидел: молоденькая блондиночка, шустрая такая.
— Тебя ранило?
— Наверное, — оказал Гурин, силясь улыбнуться ей.
Она помогла снять с него скатку, задрала гимнастерку, потом сняла ее совсем, стала перевязывать плечо — через грудь, через спину, накрутила бинтов — тепло от них сделалось, будто в телогрейку одела. Помогла снова надеть гимнастерку, подмигнула:
— Тебе повезло, родненький: кость, кажется, цела, не пробило. Недельку прокантуешься в госпитале и пойдешь дальше!
— А что там? — кивнул он себе на правое плечо.
— Осколок от мины. Ничего страшного! — И она быстро склонилась над другим солдатом.
Пока она перевязывала Гурина, в траншею набилось полно раненых — стонущих, нетерпеливых, и девчушка успевала ответить, помочь, успокоить.
— Потерпи, родненький… Потерпи, милый… Все будет хорошо.
В сумерки раненых стали выводить с передовой. Тяжелораненых вывозили телегами, легкораненые, ходячие шли своим ходом. Гурин тоже был ходячим и относился к числу легкораненых, хотя чувствовал себя совершенно обессиленным и, превозмогая боль, еле плелся в санбат. Возле кухни, которая привезла ужин, остановились передохнуть и поужинать. Гурину есть не хотелось, он сидел, терпеливо ждал, когда их поведут дальше.
Повар узнал его, окликнул:
— Эй, солдат! Это ты вчера со мной ехал на передовую?
— Я, — сказал Гурин.
— А сегодня уже обратно?
— Ранило… — Василий чувствовал себя скверно, ему было не до шуток. Наверное, крови много потерял.
Повар заметил это, подбодрил:
— Крепись. Сейчас раздам ужин, подвезу.
Кончил кормить людей, задраил винтами крышку, махнул Гурину:
— Иди, садись. — И когда тот подошел, помог ему забраться наверх.
Усевшись на самую верхотуру округлой крышки, которая была еще теплая от недавнего варева, Гурин вцепился левой рукой за винты-барашки, и повар тронул лошадь. По бездорожью ехать было тряско, каждая неровность отзывалась острой болью в плече, и Гурин тихо стонал. Сидеть на куполообразной крышке было неудобно, на глубоких выбоинах его подбрасывало, и он готов был сорваться под колеса. И лишь неимоверным усилием левой руки он удерживал себя на этой колеснице.
Наконец добрались до санбата, Гурин сполз с кухни и присел у палатки: тут была очередь на перевязку. Среди раненых ходили санитарки, выбирали самых тяжелых, кому нужна была срочная помощь, клали на носилки и уносили в палатку.
Гурин уже знал, что он легкораненый, и потому приготовился к долгому ожиданию.
Только далеко за полночь дошла очередь и до него.
В центре палатки Василий увидел большой, блестящий от воды стол. Над ним горела электрическая лампочку, Вокруг стола, скрывая свои головы в тени примитивного абажура, стояли в белых халатах врачи.