— Быстрее! — нетерпеливо поторопил один из них — высокий и худой. Голос его Гурину показался сердитым, резким.
Один из санитаров помог Гурину раздеться и заставил его лечь на мокрый и холодный стол голым животом. Василий молча повиновался. Ему сделали противостолбнячный укол, потом чем-то холодным вытерли лопатку, и он, вдруг почувствовав острую боль, невольно рванулся левой рукой к правому плечу. Врач резким ударом отбросил его руку и снова сделал ему больно.
— Пинцет, — потребовал он, и снова Гурин ощутил нестерпимо болезненный рывок. — Все, — сказал врач и бросил что-то в тазик на полу. Это «что-то» металлически звякнуло. То был осколок мины, застрявший у Гурина в правой лопатке. Чтобы вытащить его, врач разрезал рану. — Повязку, — приказал он и отошел от операционного стола. — Готовьте следующего.
На рану наложили большой тампон и, посадив Гурина на табуретку, стали бинтовать. Василий взглянул на доктора. Он стоял в сторонке, сдвинув брови, сосредоточенно курил. Глаза у него были красные, усталые, вокруг глаз — темные набрякшие круги.
Забинтовав, Гурина одели, повесили ему на шею петлю из бинта, вложили в нее правую руку и вывели из палатки. Подвели к группе раненых, которые в самых разных неестественных позах сидели и лежали на земле, сказали:
— Жди.
Вскоре пришла грузовая машина, их посадили в кузов и повезли.
Всячески оберегая правое плечо, Гурин привалился левым боком к борту, подтянул свои колени почти к самому подбородку — чтобы дать место другим, приготовился к нелегкой дороге.
В кузове было тесно, дорога была тряской, и он, превозмогая боль, изо всех сил крепился и старался ничем не выдать своих мучений. Гурин не стонал и не охал, а только крепче сжимал зубы на колдобинах и говорил себе: «Стыдно… Рядом сидят люди, у которых ранения гораздо серьезнее, чем у меня… Потерпи, — уговаривал он себя. — Скоро приедем в госпиталь, там будет белая палата, койка, постель, тумбочка…»
Везли их долго. Только к утру они приехали на место.
Длинные кирпичные коровники были оборудованы под полевой госпиталь: полы вычищены и устланы толстым слоем свежей соломы. На этой соломе головами к стене в два ряда лежали раненые.
Волоча в левой руке свой мешок, Гурин прошел в глубь коровника, нашел свободное место и лег. Натруженная в дороге рана дергала, словно там бился обнаженный нерв. Постепенно усталость сморила, и он уснул.
Разбудили его санитары — раздавали завтрак. Они волокли по проходу большой бак и, черпая из него суп, разливали по котелкам. Однорукие с непривычки неумело терзали свои вещмешки здоровой рукой, неловко подставляли котелки, ругались беззлобно.