— А в полицейский мундир случалось ему рядиться? — поинтересовался Алексей.
— Чего не видел, того не видел, — ответил коридорный.
— В гости к нему полицейские приходили?
— Никак нет! Купцы приходили, господа разные. Студент один на своём рысаке приезжал. Женщины бывали, — обстоятельно доложил швейцар и прикрикнул на прыснувшую в кулак горничную. — Чего ржешь как кобыла? Они к Ивану Васильевичу по делу приходили.
— Полковница к мужчинам в номера за одним делом ходит, — притворно стыдливо потупила глаза горничная. — За энтим самым.
Алексей слушал их и, время от времени, делал в записной книжке пометки о тех, с кем встречался Щебнев.
"Зинка — полковница, лет 30. Высокая, дородная. Замарьяживала пьяных на Цветном бульваре. Сейчас содержит пивную в Малом Колосовом переулке… Студент технического училища, лет 20. Стройный красавчик. Слегка заикается. Приезжал на своём рысаке… Судейский, лет 30–35. В золотом пенсне. Высокий лоб с большими залысинами. Нервный тип — дергается левая щека…."
О Карлушке Гехте, Михае — цыгане и "жучке" Евсееве писать ничего не стал. Этих он и так знал.
— Так вы думаете, он не сыщик? — встревожено поинтересовался Малюшин, провожая Лавровского к выходу.
— Даже не сомневаюсь.
— А кто?
— Аферист. И, скажу вам по секрету, сам, — Алексей многозначительно указал пальцем куда-то вверх, — очень заинтересован в его поимке.
— Ох, страсти-мордасти, какие! А паспорт у него настоящий — я смотрел перед тем, как в участок на прописку отправить… Вы уж, Алексей Васильевич в газете ничего не печатайте… А то все жильцы от нас разбегутся.
Лавровский пообещал, взяв взамен с хозяина меблированных комнат слово — не мешкая сообщить ему, если вдруг что-нибудь новое о Щебневе узнает. От приглашения поужинать отказался:
— К сожалению, дел на вечер ещё много.
И он не лукавил. Розыск розыском, но по-прежнему каждый день надо было собирать сведения обо всех московских происшествиях. Ведь репортёра, как и волка, ноги кормят. А кроме того имелось у него особое задание, полученное от самого редактора Пастухова — в ближайшем номере "Московского листка" отчихвостить "Салошку".
… "Салошкой" или "Солёным вертепом" москвичи называли "Салон де варьете", находящийся на Большой Дмитровке, недалеко от Камергерского переулка. Заведение это представляло собой нечто среднее между театром и трактиром. Здесь можно было посмотреть французскую оперетку и канкан. Послушать венгерский хор, пострелять в тире, выпить и закусить. Притом не только в буфете, но и в зрительном зале, где вместо кресел стояли столики и стулья. Любители "клубнички" имели возможность свести знакомство с женщинами не очень строгого поведения — их хватало как среди хористок и танцовщиц, так и среди публики. Одним словом, отдых на любой невзыскательный вкус, были бы только деньги. А для тех, кто привык их не считать, имелись отдельные кабинеты, в которых хоть ванны из шампанского для приглянувшихся дам устраивай.