Осмотрев внимательно кабину, вернее, то, что от неё осталось, и прихватив массивные золотые часы, обнаружившиеся под одним из кресел, я выкопал из нанесённого на пол песка планшетку. Расстегнул, заглянул. Полётные карты очень подробные, хорошие. Пригодятся. Под прозрачный целлулоид заткнута фотокарточка, порыжевшая в пустынном пекле. У лёгкого самолёта (может быть, того, в котором мы находились) весёлый чубатый парень в кожаной куртке обнимает хохочущую девчонку. Расстёгнутые часы, те самые, что лежат у меня сейчас в кармане, болтаются на сильном запястье. Им хорошо вдвоём. Они молоды, счастливы, влюблены. Предстоящее — праздник. Небо огромно и светло. Полёт радость. Жизнь — полёт.
Какой стала сейчас эта девчонка? Покачал ей на прощанье парень крыльями авиетки, и бесконечное небо поглотило его, не оставив даже могилы на той земле, откуда он взлетел.
Долго ли ты ждала его, милая?
А долго ли будут ждать меня?
Дверь из пилотской кабины в грузовой отсек открылась неожиданно легко. Из замкнутого пространства вырвалась невообразимая вонь. Человек без медицинского стажа наверняка сбежал бы тотчас, не рискуя заглянуть внутрь без противогаза.
Но я-то не раз нюхал вонь кала и блевотины, разлагающихся трупов, сладко-тошнотный аромат гнойных ран и липкий жирный дух горелой плоти. Чем меня удивить? Люси тоже отнеслась к амбре, доносящемуся из отсека, абсолютно спокойно.
Поглядим, от чего же так разит? Источников запаха было несколько. Первое, что бросилось в глаза, — ящики, выглядевшие так, будто в них взорвалось по гранате. Развёрнутые металлические лепестки, заляпанные высохшими бурыми волокнами. Когда-то это были мясные консервы, не стерпевшие жары.
А ещё имелся труп. Скрюченный человек валялся на полу в хвостовой части отсека. Рядом лежал металлический кейс, пристёгнутый к его запястью наручниками.
Крышка «дипломата» от удара открылась. Всё вокруг усеяно клочками обгоревшей бумаги. Видимо, при открывании сработал механизм ликвидации содержимого, но часть документов, разлетевшись, уцелела.
Труп выглядел не страшно. Всё, что могло гнить, сгнило уже давно. Остальное высохло, превратив человека в мумию. Воняло лишь потому, что в ограниченном герметичном пространстве запахи разлагающегося человеческого и говяжьего мяса въелись, должно быть, даже в металл.
Из чистого любопытства я собрал обугленные клочки бумаги, на которых можно было прочитать хоть какие-то связные отрывки текста, сложив в благоприобретённую планшетку. Люси, шустренько пошарив по карманам трупа, сыскала ключи от наручников.