— Так ты рассчитываешь на дальнейшее продвижение?
Костис перевел взгляд на муху на стене.
— Нет. Не думаю, что он надолго собирается оставлять меня в лейтенантах. Это только фикция, насмешка, а не настоящее продвижение по службе. Думаю, ему в конце концов надоест, и меня понизят до командира отделения. Или до рядового.
— Или уволят из гвардии.
Костис закатил глаза и посмотрел на друга. Арис высказал вслух то, о чем Костис пытался не думать.
Костис пожал плечами — нелегкая задача, когда ноги находятся выше головы.
— Если он собирается это сделать, я хочу, чтобы это случилось побыстрее. Лучше покончить со мной сразу, чем бесконечно ждать и ждать смертельного удара. Может быть, он надеется, что скука убьет меня… или я сам прикончу экс-лейтенанта Сеануса.
— Что? Нашего храброго, умного, красивого Сеана?
— Голыми руками, — сказал Костис. — Если он еще раз ткнет царя носом в мою тусклую пряжку или нетуго затянутый ремень, я воткну ему большие пальцы в глазницы и не посмотрю, какой он красивый и умный.
Арис усмехнулся.
— Осторожно… не забывай, что он наш кумир.
Сеанус был богат и влиятелен, а также весьма щедр. Еще в бытность гвардейским лейтенантом, он вызывал восхищение и зависть у большинства телохранителей.
Костис поднял голову, чтобы допить остатки вина из кружки, зажатой в свисающей с кровати руке. Когда вино было выпито, он опустил руку и поставил кружку на пол.
— Он забавный, — признал Костис. — Он умеет заставить смеяться до боли в животе.
Вдруг он зевнул и потер лицо тыльной стороной ладони, потом запустил пальцы в волосы и потянул пряди так, что брови поползли наверх. Боги, как он устал.
— Но под шутками, насмешками и розыгрышами у него нет ничего, кроме… злобы. Существует ли что-нибудь, над чем он не готов потешаться?
Костис посмотрел на Ариса.
— Тебе так не кажется? — спросил он.
— Я восхищался им, — сказал Арис. — Я никогда ему не нравился. — Арис пожал плечами. — Может быть, я просто считал его «кислым виноградом»? Я уверен, что он никогда не любил меня.
— Для меня этот виноград тоже слишком зелен, — подвел итог Костис. — Для меня, для тебя и для царя.
Арис пошевелил бровями, давая понять, что оценил изысканное общество, в котором оказался. Костис улыбнулся.
— Ты и должен был восхищаться им. Сеанусом, то есть. Не царем. Он говорит Илариону, который поддерживает царицу, что любая шутка над царем, даже несоответствующие чулки, позабавит ее. На следующий день он может сказать Дионису, чья семья всегда находилась в оппозиции, что высмеивая царя, он так же позорит и царицу. И почему-то он всегда умудряется выглядеть убедительным.