, как всегда, работает превосходно, — констатировала Эмили, направляясь в прихожую.
— Я уже говорил вам, что вы отлично устроились, Кристиан?
— Это, прежде всего, ваша заслуга, господин Мун.
— Хватит вам скромничать, я всего-то продал дом. Стаканы у вас далеко?
С этими словами Самуэль поставил на мой письменный стол бумажный пакет с логотипом одной из сетей городских супермаркетов.
— Стаканы? — переспросил я.
— Вы предпочитаете пить прямо из бутылки? — осведомился он тоном гостеприимного хозяина.
— Что у вас там?
— Коньяк, конечно же.
Художник бросил на меня удивленный взгляд а-ля «разве я стал бы приносить сюда какую-нибудь гадость?» и уселся в одно из кресел у стола. Сегодня он уже успел опрокинуть рюмку-другую, и, зная Самуэля Муна, я мог сказать точно: после ухода от меня он отправится в какой-нибудь ночной клуб или бар и с удовольствием продолжит печальный праздник своей печени.
Я подошел к бару и достал из него две коньячные рюмки. К алкоголю я был равнодушен — и потому, что он на меня не действовал, и потому, что он, на мой взгляд, имел отвратительный вкус (за исключением нескольких сортов вин, пожалуй, и парочки ликеров) — но жизнь в Европе диктовала свои правила: здесь гостям обычно предлагали выпить.
— Что празднуем? — поинтересовался я, почувствовав, что нужно прервать затянувшуюся паузу.
— Мой развод, — ответил Мун-старший, не отрываясь от изучения бумаг на моем столе. — О нет, только не извиняйтесь за бестактность, у меня от этих извинений уже зубы ноют.
— Мне очень жаль, господин Мун. Я могу вам чем-нибудь помочь?
— Вы можете выпить со мной, черт бы вас побрал. Или вы думаете, что я пришел сюда потому, что мне стало скучно?
Первое время его манера общения несколько обескураживала меня, но со временем я к ней привык, и теперь относился ко всему, сказанному им, с пониманием. Под взглядом своего гостя я разлил коньяк по рюмкам и отдал ему одну из них.
— Ваше здоровье, господин Мун. Не буду советовать вам не переживать по этому поводу, но уверен: скоро все наладится.
Перспектива изображать из себя психоаналитика меня совсем не радовала, но состояние художника внушало опасения. Мы были знакомы не так давно, но одно я знал совершенно точно: он не принадлежит к числу тех мужчин, которые будут убиваться из-за оставившей их женщины. Когда в очереди у твоей постели стоит вся женская половина Треверберга, то горести и печали отходят на второй план как-то очень легко, сами собой. Алкоголь обычно действовал на него иначе, и в меланхолию он не впадал.
— Мы приняли решение разойтись, потому что поняли: так будет лучше для нас обоих, — сообщил он мне, осушив рюмку одним глотком и тут же наполнив ее по-новой.