Осадчий поймал его руку. На запястье ниже первой надписи написал четыре цифры «7951».
– Это код замка. Я сейчас уйду. Ты с дамой останешься здесь. Я должен разобраться, кого за мной послали. И главное, я должен позвонить. Эта хреновина, – он вытащил из нагрудного кармана куртки телефон, – здесь не ловит. Без звонка они не начнут штурм. Они сочтут, что это опасно для заложников и спецподразделения. Время будет стоить жизни заложникам. Если же штурм начнут, обязательно дров наломают. Поэтому мне надо подняться на поверхность.
Он снял свою куртку, бросил ее Хабарову, потом, чуть помедлив, протянул пистолет.
– Здесь пять боевых. Ну, что ты смотришь на меня ошалелыми глазами, командир?! Что ты мне душу рвешь?! Ты же почти узнал меня. Надеюсь, ты не вгонишь пулю тому, что осталось от подполковника ФСБ Василия Анатольевича Найденова?
– Открывай, говорю! – орал инспектор ДПС Егор Серебряков охраннику, важно расхаживавшему возле красно-белого шлагбаума, преградившего въезд в больничный городок. – Открывай, не дожидайся, когда я из машины выйду!
– А ты на алкоголь меня проверь или прав лиши, – меланхолично отвечал охранник, не уступая занятого рубежа.
– Ты, тундра, что-нибудь про спецтранспорт слышал? Открывай или ждет тебя нагоняй!
– Кабы ты раненого вез, я б открыл. А так… Вылазь. Пешком топай. У меня приказ главврача!
– Понаехали! – в горячке огрызнулся Серебряков и погрозил охраннику кулаком. – Еще говорят, Москва не резиновая!
Он бросил машину возле будки охранника и побежал к дверям приемного покоя.
Больничный городок был расположен в лесопарковой зоне и представлял собой три восьмиэтажных здания из рыжего кирпича, стоявшие параллельно друг другу. Между зданиями и по периметру раскинулся больничный парк, спящий, абсолютно пустынный и заваленный снегом. Снег искрился зеленоватыми брызгами в свете редких фонарей, потому и заснеженные еловые лапы, и снежный ковер внутри этих белых электрических пятен казались продезинфицированными и стерильными.
От проходной до корпуса было примерно с километр. Добежав до угла здания, Егор Серебряков был вынужден перейти на шаг, потому что на бегу сухой морозный воздух рвал горло.
Обитые листами оцинкованного железа двери приемного покоя были заперты.
Серебряков помедлил, потом изо всех сил стал барабанить ногой в дверь. Ему казалось, что грохотом он вот-вот перебудит весь больничный городок, но медики приемного покоя на него не реагировали вообще.
Наконец за дверьми что-то скрипнуло, послышалось шарканье ног, и сонный, прерываемый приступами зевоты женский голос посоветовал: