Тут строится наша братская могила павшим в бою нижним чинам при занятии города. Будет и часовня сооружена. Интересно знать, что станется с нашей концессией? Береговая линия чуть не на три версты и упирается в самый вокзал. А между тем вот уже два года, что мы владеем этой землей, и, кроме мусора и развалин на ней ничего не видно. А ведь будь эта земля в руках англичан или американцев, думается мне, какие бы уже красовались здесь «и палаты, и дворцы»[36]. Даже братскую могилу я нашел в самом грустном виде. Выкопана обширная яма, сильно загрязнённая. Вокруг нее стоят простые досчатые солдатские гробы, ничем не прикрытые. Рядом сторожка, и вот все, что мы пока устроили на нашей концессии. Но вернемся к рассказу. Переходим деревянный мост, который, во время беспорядков, по словам участников-очевидцев, приходилось нашим войскам часто разводить, чтобы пропустить горы китайских трупов, и идем по набережной, по направлению к китайскому Тяньцзину. Он отсюда версты три.
– Вот во время военных действий здесь не пройти было. Китайцы так и стремились ворваться в город. Пули свистели день и ночь. Вот за этими бунтами, за рекой тоже они стреляли. И так целый месяц, не угодно ли? – восклицает Вогак.
Следы разрушений виднелись повсюду. В особенности в этой части города. Мы ходим, осматриваем и, наконец, прощаемся. Генерал приглашает нас назавтра на обед, на котором будут французы.
6 часов вечера. Я и Кениге входим в гостиную. Генерал радушно встречает нас. Комнаты обставлены роскошно. Всюду ковры, бронза, фарфор. Стены украшены японским оружием – копья, мечи, луки, стрелы, кольчуги, чеканные золотом и серебром, шлемы и т. п.
Вслед за ними появляются и французские офицеры. Одеты в коротенькие куртки, со жгутами на плечах вместо наших погон. Я туговат на ухо и потому плохо расслышал их фамилии. За обедом меня садят рядом с худощавым полковником. Брюнет, со вздёрнутым носом. Лоб открытый, волосы коротко острижены. Пальцы на руках толстые, сильные, не аристократические. Лицо показалось мне несколько напыщенным. Во время общего разговора я заметил, что другие французы относились к моему соседу с некоторым подобострастием. Полковник говорил таким авторитетным тоном, что никто из его товарищей не решался возражать ему.
– Вот полковник хочет ехать домой в Париж через Петербург по Маньчжурской дороге, да опасается, что не знает нашего языка! – говорит мне наш любезный хозяин. – Я сижу как раз против него.
– Вы ведь, конечно, знаете, кто сидит рядом с вами? – объясняет мне генерал по-русски. – Полковник Маршан. Разве не слыхали?