— Сами вы…
Это не она грубила — это выпирала, рвалась наружу извечная женская ненависть к не оправдавшему надежд самцу.
— Обзорная экскурсия по городу! Музей восковых фигур, Спасо-Преображенский собор — главный собор российской гвардии… — надрывался неподалеку от подземного перехода простуженный и хриплый зазывала. — Продолжительность экскурсии…
Продавщице захотелось запустить в мегафон пломбиром.
— …и умеренные цены! Комфортабельный «икарус» уже ждет вас напротив исторического здания Государственной Думы. Прошу, господа!
Зазывала прокашлялся, сплюнул и завелся по-новой:
— Обзорная экскурсия по городу…
А недавний нарушитель девичьего покоя тем временем уже миновал ряженую прислугу Гранд-отеля. Седой суворовский хохолок и щуплую фигурку шефа он приметил издали, но махать руками и голосить не стал.
Он вообще не любил суетиться.
— Добрый день!
— Здравствуй…
Пустых скамеек было несколько, но шеф выбрал ту, что справа:
— Садись.
— Я не опоздал? — мужчина и так знал, что прибыл вовремя, но этикет требовалось соблюсти.
— Все в порядке.
Костюмчик на старике был министерский, пошитый на совесть. Галстук, рубашечка… все как у людей. Привычный трехцветный флажок на лацкане отсутствовал — вот и вся, пожалуй, дань конспирации.
— Слушаю? Зачем звонил?
— Есть некоторые обстоятельства…
— Докладывай!
Мужчина заговорил — четко, заранее обдуманными фразами. Коротко, но так, чтобы профессионалу не пришлось переспрашивать.
— Предложения?
— Возможны, по-моему, следующие варианты…
Они побеседовали еще минут десять. Старик в основном кивал, бережливо расходуя реплики, и со стороны это напоминало экзамен, принимаемый академиком у любимого аспиранта.
— Хорошо. Попробуй… Это все?
— Нужны деньги. В пределах сметы.
— Хм-м… — Старик отвел глаза от толпы скандинавов, рванувших из музейных ворот к родным автобусам. Чувствовалось, что все они безумно рады окончанию обязательной программы и готовы теперь к вольным упражнениям в магазинах и валютных барах.
— Какая все-таки бездуховность! А у нас, смотри — цветы… Идут люди к Пушкину.
Действительно, у бронзовых ног поэта алели тюльпаны.
— Ты-то сам стихи любишь?
— Да, в общем-то… — пожал плечами мужчина. — Так что насчет денег?
С возрастом шеф становился скуповат. Он и раньше был очень аккуратен в тратах, получить с него лишнюю сотню на оперрасходы и в лучшие времена считалось исключительной удачей, но теперь… Впрочем, что за великий человек без маленьких слабостей?
— Что ж поделаешь… Возьми там, сколько нужно. Потом отчитаешься.
— Есть!
— Только не усердствуй. Знаю я вас… Все! Пошел. — Старик неожиданно легко поднялся, придержав за плечо готового тоже встать мужчину: