Посвящается мадемуазель Огюсте Холмз
Per arnica silentia Iunae[41].
Вергилий
Вот решетка вокруг старых садов пансиона. Вдали бьет десять. Синяя апрельская ночь, тихая и ясная. Звезды блестят серебром. Порывы легкого ветерка пробегают над молодыми розами; шелестит листва; в конце длинной аллеи акаций ниспадает снежно-белая струя водомета. В торжественной тишине рассыпаются дождем чарующих звуков песни друга ночи – соловья.
Приходилось ли вам в шестнадцать лет, когда вами еще владели обманчивые грезы юности, любить совсем молоденькую девушку? Вспоминается ли вам перчатка, забытая на стуле в увитой зеленью беседке? Испытали ли вы смятение при нежданном, внезапном приходе? Горели ли у вас щеки, когда взрослые посмеивались над тем, как вы робеете друг подле друга, встретившись на каникулах? Знакома ли вам сладостная, бездонная глубина чистого взгляда, устремленного на вас с задумчивой нежностью? Касались ли вы губами губ испуганной, вдруг побледневшей девочки, чья грудь трепещет у вашего сердца, стесненного счастьем? Хранили ли вы, как святыню, голубые цветы, собранные вдвоем у реки, вечером, на пути домой?
Долгие годы разлуки вы таите это воспоминание в самой глубине сердца. Оно словно капля восточных ароматов в драгоценном флаконе, капля бальзама, столь тонкого и столь крепкого, что, если бросить этот флакон в вашу могилу, смутный неумирающий запах переживет ваш прах.
О, как сладостно в вечерний час наедине вновь отдаться во власть этого волшебного воспоминания, в последний раз услышать его отзвук!
Наступает время уединения; шум работ замирает в предместье. Сам не знаю, как я забрел сюда. Это здание в старину было аббатством. В лунном свете по ту сторону решетки виднеются каменные ступени и слабо освещенные древние статуи святых, которые совершали чудеса и, вероятно, смиренно бились об эти плиты лбом, просветленным молитвой. В пору, когда англичане еще занимали наши анжуйские города, здесь раздавались шаги британских рыцарей. Теперь мрачные каменные стены и оконные своды помолодели от веселых зеленых жалюзи. Аббатство стало пансионом для молодых девиц. Днем они, наверное, щебечут меж руин, как птички. Среди уснувших сейчас девочек многие на ближайших пасхальных каникулах заронят в сердца юных подростков великое и священное волнение, а может быть, уже… Чу, что это? Нежный голосок зовет тихонько: «Поль! Поль!» Миг – и белое муслиновое платьице с голубым пояском колыхнулось у того столба. Молоденькая девушка порою кажется нам видением. Как раз такое видение и спустилось сюда сейчас. Это одна из них: я различаю пелеринку пансионерки и серебряный нашейный крестик. Я вижу ее личико. Овеянные поэзией черты тают в ночной темноте. О, эти светлые волосы юного существа, еще не расставшегося с детством! О, голубой взор, бледная лазурь которого как будто сродни извечному эфиру!