I. ДОН ЛОТАРИО И ЛОРД ХОУП
— Еще один прыжок, мой славный Сокол, и мы на той стороне! А там лети себе по равнине, как стрела индейца. Ну, смелее!
Произнося эти слова, молодой всадник ободряюще похлопывал правой рукой по холке своей лошади, поскольку в левой держал поводья.
Это был, впрочем, рискованный шаг, и Сокол, казалось, не осмеливается преодолеть зияющую у него под ногами расщелину в скалах. Он приготовился было к прыжку, но потом, испугавшись, вновь заупрямился.
— Что это с тобой? Давно не пробовал шпор? — сердито воскликнул молодой человек, не задумываясь о том, что неудачный прыжок лошади стоил бы ему жизни, ибо расщелина достигала в глубину более тридцати футов. — Сейчас я тебе напомню!
С этими словами он вонзил длинные испанские шпоры в брюхо лошади, которая от боли встала на дыбы, резко прянула в сторону, словно намереваясь сбросить всадника, но потом одним мощным прыжком перенесла его через казавшееся непреодолимым препятствие.
Очутившись на противоположной стороне расщелины, Сокол остановился, дрожа всем телом и пугливо всхрапывая, он будто сознавал, что избежал большой опасности. А всадник звонко расхохотался.
— Не говорил ли я тебе, глупое животное? — воскликнул он, словно лошадь могла его понять. — Кратчайший путь — самый лучший, пусть даже он лежит через сотню таких расщелин!
Отважный всадник, произносивший эти слова, был статным молодым человеком немногим более двадцати лет от роду, истинным испанцем с головы до пят, таких же чистых кровей, как и его конь. Из-под соломенной шляпы выбивались вьющиеся каштановые волосы, над орлиным носом сверкали темные глаза, а усы были закручены столь тщательно, словно дон Лотарио ехал на лошади по Пуэрта-дель-Соль — самой аристократической улице Мадрида, — а не преодолевал скалы Верхней Калифорнии, которая в описываемое нами время — в начале сороковых годов XIX века — еще принадлежала Мексиканской республике.
