— Я здесь выйду. Машину потом оставишь где-нибудь у «Крепости», ок? Там две парковки рядом.
— Оставлю в «Крепости». Придешь и заберешь. Дело не закончено.
— Только начина-ается, — протянул Заноза. Он так до конца и не вышел из транса, и, скорее всего, размышлял, все-таки, не о нервных клетках. — Еще не поздно соскочить.
— Может довезти тебя до метро?
— До закрытого метро? А смысл?
Хасан не улыбнулся в ответ на улыбку, но этого и не требовалось.
С эмпатами такой силы раньше дела иметь не приходилось. Отчасти… удобно. Когда тебя понимают без слов, это снимает немало проблем. Вот только всегда ли нужно, чтобы тебя понимали?
Хлопнула дверца. Мелькнул в свете фонарей плащ, мгновенно заблестевший от воды, а миг спустя Заноза взлетел. И исчез в темноте.
Вампиры, конечно, не летают. Но некоторые умеют очень высоко прыгать. Некоторые старые вампиры. А по крышам почти до любого места в городе можно добраться быстрее, чем на автомобиле, водитель которого соблюдает ограничение скорости.
Все только начиналось, дел впереди было много, однако пока рука не исцелится, пока Заноза не сможет снова стрелять и водить машину, пока не уверится в своей безупречности, он носу на порог «Крепости» не покажет. В этом-то он предсказуем. Но вот чего ждать, когда он, все-таки, явится?
Я плакал кровью, я кричал в бреду.
Я счастья не нашел и не найду.
Я ада не боюсь, я был в аду,
А что страшнее могут сделать мне?
Из сборника «Туркменские народные песни».
— Бедный мой братик, — голос Лайзы был полон сожаления, — у братика болит рука. Серебро злое, оно жжется. Дай я поцелую, тогда все пройдет.
Не пройдет. А Лайза от этого расстроится. Заноза даже перчатки не снимал, но она все равно почуяла, что с рукой у него не порядок. Решила, что это больно. Лайзе бесполезно объяснять про ненастоящую боль, она сумасшедшая, для нее все реально. И вампиры, и люди, и феи с ангелами, и еще много такого, о чем лучше не думать.
— Братик? — хмыкнул Джейкоб. — Ты не очень-то на него похожа, малышка.
Лайза была жгучей брюнеткой, черноглазой, яркой, ослепительно-красивой. Она не пренебрегала макияжем — обожала смотреть в зеркала и видеть там что-нибудь новое — поэтому казалась живой. Каждую ночь другой образ. Сегодня — смуглянка с испанского юга, пышущая здоровьем девчонка, выросшая вдали от городов, начитавшаяся книжек о романтичных цыганах. Алый цветок в волосах, алая лента на шее, черно-красное платье с пышной короткой юбкой и туфли с пряжками. Алые, конечно же. Кто скажет, что она мертвая, и что золотисто-медовый оттенок ее коже придает дорогая косметика, а блеск в глазах — от пинты детской крови? Больной крови. Лайза могла есть не только детей, но на другой диете довольно скоро начинала чувствовать себя плохо. Слабела. Теряла интерес к существованию и терялась сама.