Бев расстроенно отвернулся и притворился, что заснул. Какое-то время Бесси молотила его по спине кулаками, потом как будто занялась мастурбацией. Чем скорее она попадет в тот Дом для девочек, тем лучше. Чем скорее…
С мечети в Чизвике зазвучал первый утренний фаджр. Нет Бога, кроме Аллаха.
На следующий день Бев приготовил фаршированную индейку, цветную капусту (стоила она 3 фунта 11 пенсов) с картофелем и разогрел консервированный рождественский пудинг, а Бесси разрывалась между телевизором и подарками: куклой на транзисторах с провокационно-длинными ногами и наглой усмешкой, радио со стереонаушниками и «Телеальманахом» на 1985 год. После обеда, который Бесси снисходительно признала, дескать, он ничем не хуже, чем у мамы, они смотрели новогоднее обращение короля. Король Карл III, кругленький человечек, с ушами топориком, лет под сорок, почти ровесник Бева, говорил о счастливом и священном времени и благослови Боже всех вас, а под конец он, усмехаясь, поманил пальцем кого-то за экраном, и вышла Ее Величество королева (не путать с Елизаветой II, королевой на пенсии, теперь королевой-мамой), и эта хорошенькая смуглая женщина в жемчугах тоже улыбалась. Король обнял королеву, и оба помахали зрителям, точно они, зрители, уезжали на трамвае. Зазвучало «Боже, храни короля».
Вечером, пока они ели холодную индейку, ветчину и жареную картошку с цветной капустой, запивая все шампанским сидром, и смотрели «Праздничную гостиницу», опять-таки с Бингом (которого Бесси считала обязательной принадлежностью Рождества), отключилось электричество. Картинка на экране унеслась со скоростью света к горизонту, где превратилась в точку и исчезла совсем, электрический камин тускнел и тускнел, потом послышался хрип лампочки. Свечей у них не было, и воцарилась кромешная тьма. Бесси вопила и выла в неподдельной муке.
– Теперь-то ты поняла? – рыкнул отец. – Теперь ты видишь, против чего я борюсь?
Она скулила, дескать, ей кажется, она понимает, но бедная осиротевшая девочка была не способна на абстрактное мышление. Медицина должна идти вперед, приятель.
27 декабря Бев вернулся на работу, и тут же хором завыли свистки. Послушное контракту с профсоюзом руководство фабрики официально уволило Бева. Бев отправился на биржу труда, где настоял на встрече с директором, а не просто жующими девицами-секретаршами с темными построждественскими кругами на месте глаз. Он сообщил директору о своем положении, а директор бесцеремонно ответил, дескать, его нельзя зарегистрировать на бирже, поскольку он не желает подчиняться основополагающему условию найма в любой из установленных профессий, что означает все мыслимые виды деятельности, помимо профессии поэта. Официально безработный и не подлежащий найму, Бев пошел получать пособие по безработице по уложению Акта о государственном страховании. Ему сказали, что он не имеет права на пособие, поскольку своевольно отверг право на рабочее место в том смысле, что отказался принять условия занятости, как они изложены в Законодательном акте о профсоюзах (Принудительное членство) от 1974 года.