В этом восклицании Сидорки удивление смешивалось с некоторым опасением, что от выловленного «чукчи» вряд ли можно ожидать чего-либо хорошего. Но Дежневу понравилось открытое и смелое выражение лица эскимоса. Его маленькие черные глазки светились умом. Окруженный невиданными людьми иной расы, многие из которых были в железных шлемах и куяках, островитянин, видимо, не только не чувствовал робости, но держал себя без всякого признака приниженности или заискивания. Так мог держать себя или вождь, или человек, никогда не знавший вождей.
Последнее было верным. Эскимосы, как и чукчи, были свободны. От самой зари их существования они не знали никакой власти.
— Киту-мисина?[96] — спросил эскимос.
— Гостем будешь, — ответил Дежнев, приветливо похлопав его по плечу. — Что вы на него уставились без толку? Угостить надо гостя! Живей несите еды, что получше.
Затем, обернувшись к эскимосу и ткнув себя пальцем в грудь, Дежнев продолжал:
— Я — Семен. Се-мен. Понял? А ты — Киту-мисина?
— Кан![97] Облуток, Облуток!
— Ты — Облуток?
— А-а![98] — радостно закивал головой эскимос, сверкая белоснежными зубами.
— Смышленый парень!
Эскимос едва притронулся к предложенной ему сушеной рыбе и сухарям. Надетые Дежневым на его шею бусы, казалось, обрадовали его.
Каяки эскимосов скучились подле «Рыбьего зуба». Эскимосы что-то кричали Облутоку, видимо, звали его. Облуток отвечал, что ему не делают зла. Снова — переброска словами, среди которых повторялись слова «арвик» и «имаклик».
Смеркалось. Бледная заря потухала на западе. Внезапно все каяки устремились к туше кита, колыхавшейся неподалеку.
— Никак чукчи надумали тянуть кита, — заметил Астафьев.
И в самом деле, два десятка эскимосов, привязав к каякам ремни от воткнутых в тушу гарпунов, тщетно пытались тянуть тушу.
— Облуток! — позвал Дежнев. — Хочешь, милый человек, мы пригоним вам кита? Смекаешь? Я — Семен, — Дежнев ткнул себя в грудь, — кит, — Дежнев показал на тушу.
— Арвик, — поправил эскимос.
— Нехай будет арвик. Остров, — Дежнев перевел палец с кита на остров.
— Имаклик[99], — снова поправил Облуток.
— Добро. Я — арвик — остров, то бишь, Имаклик. Смекнул?
— Гет! Гет![100] — вскричал эскимос. Его лицо сияло радостью.
«Рыбий Зуб» подошел к туше кита, и Облуток закричал своим товарищам, что пришли хорошие люди и хотят пригнать кита.
Дежневцы зачалили тушу, подняли парус. Туша медленно поплыла к острову.
Вокруг коча по гребням волн чайками носились каяки эскимосов. Крики ликования не смолкали.
— Ехо! Ага! Ага! — слышалось со всех сторон.
Ночь уж спускалась на море, когда шумная флотилия подошла к северной части острова. Его бесформенная черная громада, чуть освещенная затухающей зарей, была в нескольких саженях.