— Надежда Сергеевна в беседке. А сам — в доме, — доложил сторож. — Должно быть, читает.
Надежда и Иван Никаноровы переехали в хоспис прошлой осенью. Они занимали большую комнату с балконом на втором этаже кирпичного дома.
Ксения Петровна придавила педаль газа и устремилась по гравийной дорожке, обсаженной кустами барбариса.
Сегодня она хотела поговорить с Надеждой. Чем больше она думала о Лизе и о том, что проделали много лет назад они, три подруги, Ксана, Надя и Ира, тем яснее становилось: нужно поступить так, как она решила.
Ксения Петровна поставила машину перед входом в дом, а сама направилась к «девичьей» беседке. Это любимое место Надежды, увитое девичьим виноградом.
— Я видела ее, Ксана, — сказала Надежда, повернувшись к подруге, как только та вошла. — Господи, как хороша.
— Да, — кивнула Ксения Петровна. — На редкость.
— А она знает? — Надежда смотрела на Ксению, в ее глазах сквозило беспокойство. — Лиза знает?
— Нет. Она не знает.
— Ты не хочешь ей сказать?
— Нет. То, что сделано, сделано не ради нее.
Надежда молчала, отвела взгляд от Ксении. Потом, когда снова посмотрела на нее, глаза были другими. Спокойными.
— Ты права. Детей вообще заводят не ради них. А ради себя. Я знаю. Когда погиб наш сын, мы взяли девочку из детского дома. Мы думали только о себе. — Она усмехнулась. — А потом уже — о ней. Мы выбирали такую, которая подошла бы нам. — Ксения кивала. — А когда нашлась ее мать и забрала, мы горевали, но ведь тоже о себе. Я понимаю, никакие приемные родители не могут быть роднее настоящих.
Она умолкла. Было слышно, как жужжат осы, собравшиеся со всей округи насладиться вкусом редких цветов девичьего винограда. Мелкие, неяркие, но полные нектара, они притягивали их, как всякая сладость.
— Значит, она тебе понравилась? — переспросила Ксения, словно подталкивая Надежду продолжить.
— Больше того, — тихо сказала та. — Я понимаю, это глупости, но мне кажется, что я... сразу ощутила родство с ней. — Надежда пожала плечами, которые становились все более острыми. Большой бант на груди колыхнулся, а Ксения Петровна внезапно испугалась — какие острые плечи, они проткнут шелковую бледно-зеленую блузку. Последняя стадия болезни. Ее не спрячешь даже под пышным бантом и широкой одеждой.
— Тебе ничего не кажется, Надя, — тихо сказала Ксения Петровна. — Ты должна это ощущать. Как и она. Я знаю.
— Ты... ты изучала это? — спросила Надежда.
— Да.
— Но... Лиза... она... ничего не...
— Лиза ничего не знает, — поспешила уверить ее Ксения. — А вы на самом деле похожи. У вас одинаковый разрез глаз и рисунок губ. Я уж не говорю о волосах.