Сообщества национальных историков пронизывали линии противостояния, хотя эти напряжения не могли взорвать обстановку относительной стабилизации, которая сложилась в исторической науке в период «России нэповской». Среди самих историков-марксистов шла борьба за право представлять «истинную» марксистскую науку в своих национально-государственных образованиях. Представители соперничавших групп обществоведов обвиняли друг друга в «национал-марксизме», стремились дезавуировать «ревизионистов» в своих рядах как невольных пособников «буржуазного национализма».
Против «буржуазных» националистов-идеалистов объединялись все марксистские силы, демонстрируя идейную правомочность своих национально-культурных позиций в противовес антимарксистскому, нелегитимному национализму. Двусмысленность положения национальных историков из числа марксистов не только в идейно-политическом смысле, но и в собственно профессиональной сфере была налицо. Ещё можно было преодолеть, допустим, «бесклассовость украинского исторического процесса» по Грушевскому. Но даже чисто технически, в смысле тематизации и структурирования материала, невозможно уйти в конкретном исследовании по истории украинского этноса от порицаемого марксистами «принципа этнографического отмежевания украинского исторического процесса от русского исторического процесса на Украине».
Понятен смысл предложения М.Н. Покровского, обращенного к национальным историкам-марксистам, установить единый фронт русских и украинских историков, «может быть, на время даже позабыв украинские, белорусские и великорусские, как выражаются, традиции»>{42}. Однако совершенно неясно, как в исследовательской практике национальных историков, являющихся по своей природе носителями этнокультурных социокодов, это всё должно было выглядеть. К искоренению национальных традиций историознания вёл один единственный путь — путь организационного развала национальных историографии. Этот путь и избрало сталинское руководство в отношении историографии нерусских народов. К концу 1920-х годов стало очевидно, что национальные историографии в том виде, в каком они сложились, неприемлемы для социалистического развития. Сам Сталин располагал разнообразными данными, необходимыми ему для принятия политических решений в области культурно-национальных отношений. Среди них наверняка были впечатления, полученные в ходе встречи с украинскими писателями (с национальными историками он, разумеется, не встречался). Сталин разъяснял «письмэнникам» новую диалектику большевизма, обосновывавшую политику сверхцентрализации власти, унификации национально-государственных и культурных отношений, наращивания насильственных методов в общественной практике («прийти к отмиранию государства путём небывалого расширения функций этого государства»). В этой же плоскости прокомментирован замысел относительно культурно-национальной сферы: «<…> мы проводим политику максимального развития национальной культуры с тем, чтобы она исчерпала себя до конца, и чтобы затем была создана база для организации международной социалистической культуры не только по содержанию, но и по форме»