Его правый глаз начал слезиться.
Когда начались послеобеденные мыльные оперы,
он заснул. В пять часов Джорди проснулся и понял, что
ослеп на правый глаз. Он подошел к зеркалу и застонал:
его голубой глаз исчез.
Вместо него в глазнице колосились зеленые
джунгли сорняка. Побеги вьюнка сползали вниз по щеке.
Он поднял руку, но вовремя остановился. Нельзя
просто так вырвать эту штуку, как полынь с помидорной
грядки. Нельзя, потому что глаз все еще где-то там.
Правда же?
Джорди закричал.
Крик его эхом пронесся по дому, но никто его не
услышал, потому что Джорди был один. Никогда в жизни
он не чувствовал себя таким одиноким. Было восемь
вечера, он выпил всю бутылку "Бакарди" и все еще был
как стеклышко — а ему отчаянно хотелось напиться и
вырубиться.
Он пошел в туалет — ром давил на мочевой пузырь
— и увидел, что зеленая дрянь торчит из его причинного
места. Ну конечно. Там же мокро, верно? Всегда остается
капля-другая, как бы ни стряхивал.
В туалете у него все получилось, только чесалось и
болело так сильно, что он не знал, радоваться этому или
нет.
Может, в следующий раз не получится.
Но завопил он не от этой мысли. Завопил он
потому, что вдруг понял: эта штука внутри него. Это в
миллион раз хуже, чем летучая мышь, запутавшаяся в его
волосах, когда он перекрывал чердак миссис Карвер.
Растение почему-то выбрало лучшие его части. Так
нечестно, вообще нечестно! Похоже, старая удача
вернулась к Джорди, и это удача с приставкой "не".
Он заплакал и тут же прекратил, поняв, что от
этого зеленая пакость будет расти только быстрее.
Ликера у него больше было, зато в холодильнике
оставалось полбутылки красного вина. Он наполнил
стакан и снова уселся перед телевизором, тупо
уставившись в экран одним глазом. Он посмотрел на
правую руку и увидел, как из-под ткани рубашки тянутся
новые ростки. Некоторые проросли прямо сквозь нее.
— Я зарастаю, — опустошенно произнес он и снова
застонал.
От вина Джорди начало клонить в сон и он
задремал. В половине одиннадцатого он проснулся и
поначалу, захмелев от всего выпитого, даже не мог
вспомнить, что с ним случилось. Насчет одного он был
уверен: во рту стоял забавный привкус, как если бы он ни
с того ни с сего нажевался травы. Мерзкий привкус.
Будто…
Джорди бросился к зеркалу, высунул язык и снова
заорал.
Зеленые ростки покрывали его язык, внутреннюю
поверхность щек и даже зубы, отчего те выглядели
гнилыми.
А еще все чесалось — до одури. Он вспомнил, как
однажды на оленьей охоте ему приспичило по большому
и его угораздило присесть прямо на ядовитый сумах —
Джорди всегда везет. Та сыпь тоже страшно чесалась, но
это было хуже, настоящий кошмар. Пальцы, глаз,
промежность, а теперь еще и рот.