Про Бабаку Косточкину (Никольская) - страница 82
На самом деле матрас лежит себе полёживает на полу и ни в какой полёт не собирается. Но Бабаку же не переубедишь. Она уже в раж вошла.
— Полёт под облаками! Что может быть воздушней? Только в полёте живут самолёты! — кричит Бабака и яростно размахивает лапами. Это я по атмосферным колебаниям чувствую.
«Ну всё, — думаю, — рехнулась наша Бабака на почве домашнего ареста. Пора закругляться».
Я открываю глаза и поворачиваю голову вправо — туда, где сидит Бабака. Но никакой Бабаки справа нет. Я судорожно озираюсь: нет её и слева. Тогда с каким-то нехорошим чувством под ложечкой я задираю голову вверх и вижу Бабаку. Точнее, даже не Бабаку, а волоокую Шахразаду в районе хрустальной люстры.
— Бабаконька! Осторожно! Ты разобьёшься! — кричу я.
Я очень испугался за неё, ребята! Всё-таки потолки у нас два двадцать, можно и попу при падении отбить.
— Не волнуйся за меня, мальчик! — нараспев кричит Бабака. — Лети ко мне, мой маленький Мук!
— Но у меня не получается! — Я просто в отчаянии.
— Давай же, Мук! Поднажми! Помни, фантазия способна творить чудеса!
И тут, знаете, меня разобрала какая-то здоровая спортивная злость. С собаками фантазия, значит, способна творить чудеса, а с людьми что же? «Ну нет, — думаю, — просто так я не сдамся! Взлечу! Как пить дать воспарю!»
Зажмурился я так, что в глазах почернело и розовые круги перед носом пошли. Напрягся весь, вжался в матрас — аж вспотел.
— Молодца! — подбадривает меня сверху Бабака. — Ещё немножечко, ну!
Чувствую, у меня уже температура поднимается от натуги. Я испариной весь покрылся, горячий, а матрас подо мной дымится. Бабаке только того и надо — она под потолком круги нарезает:
— Так держать! Ещё чуточку!
Дым вокруг коромыслом, воздух в комнате накалился — хоть яйца в нём пеки.
— Брум-блюм-трум-блю! — вдруг вырывается у меня изо рта.
«Что за ерундовина?» — думаю.
Гляжу, а матрас подо мной медленно отрывается от пола, преодолевая земное тяготение, и воспаряет!
— Ур-ра! — вопит сверху Бабака. — Ур-р-ра!
— Получилось! У меня получилось! — Я ликую и готов чепчики в воздух швырять от счастья.
Медленно, но верно матрас поднимался в воздух. На ходу он подрагивал, словно чего-то опасаясь. Видно было, что моё напряжение передалось и ему. Бедняга ужасно нервничал.
— Не дрейфь! — наставляла меня Бабака, паря на своём коврике. — Стань с ним единым целым! Приручи его! Пришпорь!
С этими словами Бабака берёт свой коврик под уздцы и описывает вокруг люстры какой-то немыслимый пируэт.
Я следую её примеру. Уже через пять минут я рассекаю воздух в квартире со скоростью и отчаянностью немецкого гонщика Шумахера. Матрас слушается меня беспрекословно. Недаром мы с ним два года бок о бок ночи напролёт коротали.