Но командующий 11-й армией Щербачев, не знавший масштабов катастрофы, вдруг начал возражать против отступления. Его войска вышли к Карпатам и атаковали перевалы, одновременно нанося удары на Коломию и Делятин[36].
Брусилов созвонился с Дмитрием Григорьевичем и доходчиво объяснил, что если он хоть чуть-чуть замешкается, то противник перекроет все выходы с перевалов и не позволит его армии спуститься с гор. Однако та уже втянулись в узкие карпатские дороги и не могла моментально отойти назад.
И тогда Щербачев попросил Алексея Алексеевича задержать левофланговые части до полного отвода войск. Австрийцы об этом узнали и со всей силой навалились на брусиловцев, чтобы выйти в тыл 11-й армии. Началась такая плотная бомбардировка, что еду и боеприпасы можно было подвозить только по ночам. Чтобы избежать полного разгрома, дивизия Деникина получила приказ отступать, оставив для прикрытия лишь два приданых ей полка. Те понесли огромные потери. Архангелогородский полк погиб почти целиком.
Вот к каким последствиям привела авантюра Щербачева!
Тем временем 3-я армия закончила отход к Сану. В сражениях она потеряла убитыми, ранеными и пленными 140 тысяч человек. Радко-Дмитриев был смещен, вместо него назначен командир 12-го корпуса генерал Леонид Вильгельмович Леш (его дивизию принял Алексей Максимович Каледин).
Остальные организованно отступили к Перемышлю. Оборону этого района возложили на Алексея Алексеевича Брусилова, для чего ему подчинили и остатки 3-й армии.
А Фалькенгайн как раз собирался прекратить наступление, цели которого уже были достигнуты. Но фон Сект уговорил его продолжить операцию, доказывая, что русские разгромлены и надо развивать успех, пока они не получили подкрепления и не организовали оборону. И немцы, перегруппировавшись, нанесли сосредоточенный удар на Ярослав, подступы к которому прикрывал 24-й корпус, в котором осталась всего одна поредевшая 49-я дивизия. В ожесточенных боях город был взят, и к 16 мая русских отбросили за Сан. Уже на следующий день германские гвардейские полки смогли переправиться через реку и захватить плацдарм, после чего они вклинились между частями 24-го и 3-го Кавказского корпусов и принялись целенаправленно расширять прорыв. Атаки начались и на других участках фронта. Положение осложнялось тем, что теперь уже и в 8-й армии, имевшей к началу сражения некоторый запас снарядов, практически закончились боеприпасы.
Антон Деникин вспоминал о битве под Перемышлем: «Одиннадцать дней жестокого боя 4-й Железной дивизии… Одиннадцать дней страшного гула немецкой артиллерии, буквально срывающей целые ряды окопов вместе с защитниками их… И молчание моих батарей… Мы почти не отвечали – нечем. Даже патронов на ружья было выдано самое ограниченное количество. Полки, истощенные до последней степени, отбивали одну атаку за другой – штыками или стрельбой в упор; лилась кровь, ряды редели, росли могильные холмы… два полка почти уничтожены огнем… Когда после трехдневного молчания нашей единственной 6-дюймовой батареи ей подвезли 50 снарядов, об этом сообщено было по телефону немедленно всем полкам, всем ротам; и все стрелки вздохнули с радостью и облегчением».