— Ты с ним не сладила и не сладишь, дуреха! А зачем к нам пригласила? Смотри, тени от земли поднялись, видишь?
И вправду, теперь ведьмы заметили, что там, где приплясывал Гавриил, какой-то туман расстелился над землей, вышиной до колена.
— Ты знаешь, что в этом холме многие века лежат люди Севера? Крепкие то были люди, твердые духом и страшные, и холм этот принадлежал им. И погибли они не простой смертью. И если захотят они теперь, то не будет нам тут приюта. А такое может и статься, если крепко досадим мы этому парубку!
Неестественно длинной рукой он указал на закончившего наконец плясать Лодью.
— За то заслужила наказание. А ну-ка, всыпать этой дуре тринадцать плетей, чтоб поумнела! — закончил председатель шабаша.
Не успела Босорка возразить, как десять рук опустили ее на землю, юбка ее оказалась на голове, и забелели два округлых холма. Появилась плетка с вплетенной проволокой, самая крепкая ведьма схватила ее и, размахнувшись, хлестнула. От первого удара сразу легла кровавая полоса, завыла Босорка, но ведьмы, обрадовавшись новому кровавому развлечению, хором считали. Как ни вертелась, ни выла ведьмочка, а все тринадцать кровавых рубцов легли на место. Не сразу она встала, сначала на карачки, затем только нетвердо на ноги. Давешний кот, мурча, подбежал к хозяйке и усердно принялся зализывать ей раны.
— Ты своего любовника скоро в человека опять обернешь?! — рыкнул мохнатый председатель. — Надоело ведь!
— Да не любовник это! — плача, огрызнулась ведьма. — Разве ж можно человека в кота превратить?! Это кот и есть. А Гриця постылого, с его любовью надоевшей, я уже давно отравила и поховала!
— Знаю! Это я чтоб подбодрить тебя! — захохотал раскатисто владыка ведьм.
— Доволен ты нашим извинением, гость северный? — обратился он к Гавриилу.
— Отчего нет? — ответил он. — Кто мне смерти хотел, слезами умылся. А к вам, насельники тьмы, дел у меня нет!
Он поклонился ведьмам и их властелину и с тем ушел с холма. И тени у земли растаяли вслед за ним.
То ли сам Гавриил проболтался, то ли видел его кто спускающимся с горы в такую пору, когда оттуда никто живым еще не возвращался. Но слух о том, что приехавший из Москвы студент был на шабаше на Лысой горе и остался невредимым, распространился молниеносно. Теперь к Лодье стали относиться с уважением даже те, кто не испробовал твердость его кулаков. А после того, как исчез следующий смельчак, который решил, что попытать судьбу на Лысой горе уже не так опасно, уважение еще усилилось.
Вскоре префект академии епископ Иосиф сообщал в своем письме в Петербург, что Гавриил Лодья, напившись вина, несмотря на неоднократные предостережения, отправился на Лысую гору в Киеве во время ведьминского шабаша, заметного издали сиянием дьявольских огней. Там он, по его собственному рассказу, вел с ведьмами диспут о преимуществах православной веры, в котором неоспоримо победил. Префект просил своего высокопоставленного адресата изъять весьма усовершенствовавшегося к тому времени студиозуса из академии, дабы вследствие подобных необдуманных его поступков не навлечь на этот светоч христианской веры яростного мщения всей своры нечистого.