Питер таки придумал, за чем снова обратиться к Доминику – за новой порцией мартини. Вместе с напитком Доминик приносит жареный рис с голубятиной и жевательное печенье с шоколадной крошкой. Оно уже, конечно, не особо жевательное, но я все равно чувствую себя на седьмом небе. Аристократично!
Когда я доедаю десятую печеньку, напротив с угрюмым видом усаживается Джефферсон и опирается спиной о стену.
Я. Круто ты выступил на ринге. Заслужил титул чемпиона.
Он трогает клейкую ленту на брови.
Джефферсон. Повезло.
Хмуро отпивает мартини.
Я. Не нравится мартини?
Джефферсон. Место это не нравится.
Я. Чувак, да поживи ты немножко.
Джефферсон (фыркает). Девиз нашего времени. «Поживи немножко».
Я. Ты понимаешь, о чем я. Ты выиграл. Мы типа разбогатели. Затарились. В бар вот пришли, и никто про возраст не спрашивает, наливают. Хорошо ведь. Наслаждайся.
Джефферсон. Я выиграл потому, что жутко избил ни в чем не повинного человека. А этот бар? (Оглядывается.) Как только жизнь становится чуть спокойней, люди начинают копировать то, что было раньше. Бархатные канаты. Мордовороты. Официанты. Жалкое зрелище. Будто по-другому нельзя. Одно и то же. Сильные поедают слабых.
Мелькает воспоминание об ужине в библиотеке.
Я. Думаешь, где-то лучше? Может, в Европе не жизнь, а сказка, а? Так поехали туда!
Джефферсон. Скорее всего, везде то же самое. Все косят под одну гребенку.
Я. А ты о чем мечтаешь? Об утопии?
Джефферсон (пожимает плечами). Чем плоха утопия? Что мы теряем?
Глотаю еще мартини. Кислятина. Но она что-то делает с моими мозгами, отпускает мысли в свободное плаванье и ведет их прямо в рот. Я никогда не говорю о прошлом.
– Хочешь сказать, если б у тебя появилась возможность вернуть все, как было, ты бы ею не воспользовался?
– Я бы, конечно, хотел, чтобы люди остались живы. – Он морщится. – Вернуть маму и… И Вашинга. Но прошлое устройство мира – что в нем хорошего?
Я. Нормальная еда. Интернет. Вода в кране. Кофе!
Джефферсон. А тебе ничего не казалось тогда неправильным?
Я. Казалось, конечно. Многое. Однако правильного было больше.
Джефферсон. Ты вечно жаловалась.
Я. Не понимала, как много могу потерять.
Джефферсон. Войны. Расизм. Меркантильность. Религиозные фанатики.
Я. Ты что, за конец света?
Джефферсон. Он только тогда конец, когда не веришь в будущее.
Я. Не верю. Нет у нас будущего.
Слова прозвучали неожиданно резко, как удар, и словно даже приобрели другой смысл. Вроде: «И у нас с тобой тоже будущего нет». Во всяком случае, Джефферсон их воспринял именно так.
Не знаю, а может, я это и подразумевала? Не знаю.