Она не ответила.
— Почему не Кики, не Кэрол, не Бетси?
— Это тебя надо спросить, — сказала она.
— Потому что она — моя лучшая подруга.
— Если она — твоя подруга, почему ты стоишь здесь и ждешь меня?
— Вы с миссис Холтон сговорились не пускать меня к ней!
— Миссис Холтон? Каким образом? Заперла тебя и выбросила ключ?
— Я достаточно натерпелась от нее.
— Никто не может остановить тебя. Ты вольна делать что хочешь.
Эрнесса уходила от меня по коридору.
— Как она? — крикнула я ей вслед в отчаянии. Я больше не владела собой.
— Собрание начинается. Я уже опаздываю. Как и ты.
Она уходила прочь. Я нагнала ее и схватила за руку. Я хотела вынудить ее остановиться и ответить на мой вопрос. Она всегда приходила и уходила, когда ей было угодно. Никто не мог заставить ее сделать то, чего она не хотела. Она отшвырнула меня. Я так сильно ударилась о стену, что на мгновение у меня перехватило дыхание. Эрнесса подняла рукав и показала мне свое предплечье.
— Смотри, что ты наделала! — закричала она.
На руке у нее виднелся отпечаток моей ладони, как будто я сжала пластилин, а не человеческую плоть. Кожа покраснела и отекла. От увиденного меня затошнило.
Она ушла на утреннее собрание, а я осталась. Меня ждут огромные проблемы.
Только что я разговаривала с Люси! Если с мертвыми можно говорить, то я говорила! Голос ее казался далеким-далеким. Миссис Холтон не солгала только в одном. Люси действительно очень болела, и доктора думали, что она умирает. В сердце и в легких у нее скопилась жидкость, которую врачам пришлось откачивать. До вчерашнего дня она дышала через трубку в горле. И даже сегодня, по телефону, она говорит с трудом.
Кэрол позвала меня к телефону. У нее было очень странное выражение лица, когда я шла мимо нее по коридору. Я думала, что это мама звонит — сказать, что не приедет за мной в пятницу. Мне не хотелось разговаривать с мамой, не хотелось притворяться. Черная телефонная трубка, словно зверек, свернулась на столе, я взяла в руку этого зверька.
— Привет, это я.
Ее голос струился ко мне по телефонным проводам. Мне пришлось напрягать слух, чтобы расслышать, а она вынуждена была отдыхать после каждого слова, восстанавливать дыхание. У нее был другой голос. Я его не узнавала. Не веря своим ушам, я уставилась на телефон, я будто разговаривала с потусторонним миром. Я поймала себя на том, что уже считаю Люси умершей, а ведь она была еще жива. Мне пришло в голову: а что, если я смогу позвонить папе с помощью этого черного телефона?
«Неужели? — повторяла я мысленно. — Неужели?»