Глава тридцать шестая. Дипломатические усилия
В Киев его тянуло ужасно, и рано или поздно, понял он, он туда поедет – если не примет какие-нибудь меры. Любеч – в противоположной от Киева стороне, и Ярослав зачем-то хочет меня видеть. Это лучше, чем просто бездействие. Это отвлечет. Может быть.
Он пришел к игумену Иоанну и сказал, что будет отсутствовать неопределенное время. Игумен налил в кружки бодрящего свира и они выпили.
– Не горюй так, – напутствовал игумен. – Может, все обставится.
Образуется, понял Хелье.
– Может быть, – ответил он. – А скажи мне, игумен, любил ли ты когда-нибудь?
Игумен улыбнулся греческими своими губами и зубами, хлебнул бодрящего свира, и сказал так:
– Конечно любил, я ведь в степени смысла сын Эллады.
– Но потом ты решил, – развил Хелье эту мысль, – что любовь – суета.
– Нет, – игумен покачал головой, неодобрительно смотря в кружку. – Брату кружкомою голову надо отдернуть. Плохо моет.
– Но если не суета, то как же?
– Если тебе отвечают взаимно, то не суета. А если не отвечают – суета.
– Тебе не ответили?
– Почему же? Ответили.
– Но ведь ты монах.
– Сейчас да. А тогда я не был монах.
– А почему ты стал монахом?
– Призвание.
– Ничего не понимаю.
– И не надо. Что бы я тебе сейчас не молвил, все поймешь превратно, во вред тебе.
– А Бог справедлив?
– А?
– Справедлив ли Бог, игумен?
Игумен помолчал некоторое время.
– Думаю, что в степени смысла – да, – сказал он. – И еще думаю, что Он на лодке катается много, очень любит.
Оба засмеялись.
– Но я серьезно спрашиваю, – попытался возмутиться Хелье.
– Я, Хелье, сын мой, уже выбрался из возраста, когда народ серьезно спрашивает и отвечает.
– Устал?
– Нет. Просто убедился, увидел доказательства, что серьезно спрашивают глупости. Не всегда. Почти всегда. И сердце мое переполняется жалостью, когда я думаю, сколько пришлось толер… терпеть Наставнику… то есть, Учителю… которого постоянно серьезно спрашивали. Он им молвит о Царствии Небесном, а они спрашивают, как обмануть соседа или привести жену в повиновение безусловное. В Киеве есть парень местный, десять годов всего, у Ипполита учится, зовут Илларион. Знаешь?
– Знаю очень хорошо.
– Он знаменит в киевской церковной администрации тем, что поставил всех на тупик вопросом про пряники.
Хелье засмеялся.
– Вот ты видишь, – сказал Иоанн. – Ты смеешься, а не серьезнишься. Из этого я могу заключить, что вопрос про пряники важен более, чем многие серьезные вопросы.
– А что за вопрос? – спросил Хелье.
– Почему дети не получают пряников, если они поступают не как велит им владыка Ипполит, но по совести? Если перевести это на более … доставательный? … нам язык… нет, не доставательный…