С удовольствием умывшись после легкого сна без сновидений, она переоделась в темно-серый деловой костюм и спустилась на второй этаж в свое бюро продолжить начатую утром работу. Вскоре в дверь ее кабинета постучался мсье Мишель. А войдя, почему-то церемонно раскланялся, хотя они виделись утром, раскланялся и торжественно спросил:
– Мадам Мари, можете ли вы оказать мне честь, уделив несколько минут для важного разговора?
– Конечно. Присаживайтесь, – чувствуя недоброе, радушно указала ему Мария Александровна на алое сафьяновое кресло за низким столиком. Сама она тем временем вышла из-за большого письменного стола ливанского кедра, прошла ко второму алому креслу и села в него напротив мсье Мишеля.
– Я очень волнуюсь, – сказал мсье Мишель, невольно облизывая сухие тонкие губы, – очень.
– У нас что-нибудь пропало?
– Пока нет. То есть в том смысле, – смешался мсье Мишель, – что дело не в этом.
Никогда прежде не видела Мария Александровна своего секретаря таким неловким и по-детски растерянным.
– Слушаю, – мягко сказала Мария Александровна после паузы.
– Я хочу посоветоваться. Я хочу сделать предложение…
Мария Александровна удивленно вскинула брови.
– Нет. Вы меня неправильно поняли. – Сухощавое, гладко выбритое лицо мсье Мишеля пошло пятнами, а обычно выцветшие карие глаза сделались яркими и начали косить. – Мадам Нюси… Я хочу просить руки мадам Нюси.
– Мадам Нюси? – приходя в себя, переспросила Мария Александровна.
– Да, да. Я хочу с вами поговорить…
– О приданом? – вполголоса спросила Мария Александровна. – Приданное будет хорошее, можете не сомневаться.
– Нет, нет, мне не нужно за ней никакого приданого! Я человек не богатый, но и не бедный. У меня своя выкупленная квартира. Есть сбережения. Дети давно выросли. Пять лет я вдовец.
– Примите мои соболезнования. К сожалению, я этого не знала.
– Спасибо, мадам Мари, но я… – Мсье Мишель замешкался и умолк.
Мария Александровна впервые посмотрела на него не как на своего служащего, а другими, женскими глазами.
Взглянув так по-новому на секретаря, с которым проработала рядом три года, Мария Александровна пришла к выводу, что он вполне недурен собой, сухопар, плечист, даже и не лыс в свои шестьдесят с небольшим хвостиком, нет у него и пуза, и «глаз горит», – словом, вполне на ходу мужчина.
Мария Александровна взяла паузу, что-что, а это получалось у нее наилучшим образом.
Наконец мсье Мишель собрался с духом.
– Я хочу вас попросить, чтобы вы поддержали меня, мадам Мари, если вы не против…
– Против? Отчего же я буду против? Боитесь одиночества? – вдруг остро взглянув на мсье, спросила Мария Александровна.